Александр Шапочкин - Поле боя [СИ]

Наши медики, из Русской Миссии, осматривавшие девочку, внезапно заявили, что она — не совсем человек. Белобрысое чудо, найденное Касимовой в нашем блиндаже, по их предварительному заключению было — проявленной «Ипостасью». С силами подходящими по классификации под магическое существо названием: «Niх Virgо», то бишь: «Снежная дева». И вот только после этого вопрос её принадлежность внезапно сильно заинтересовал и даже взволновал османских представителей.

«Ипостасью» называли тех крайне редких людей-магов, внутри которых воплотилась некая сущность, с которой они сосуществовали во взаимно выгодном симбиозе. Чаще всего, она выступала этаким «фильтром» между чакрами и самим человеком, пропуская сквозь себя потоки моря сансары и деформируя их на своё усмотрение, но в отличие от «Одержимых», не паразитируя на носителе. Человек оставался самим собой, со своими мыслями страстями и желаниями, приобретая только некоторые черты своего симбионта.

Турки тут же заявили, что: «Это наш ребёнок! Это мы потеряли! Немедленно передайте его нам!» На что наши вежливо послали их на три буквы, вплоть до окончания следственных действий. Представители Султана, которых до этого момента совершенно не интересовала судьба девочки, попытались было возмутиться, заявили о похищении несовершеннолетнего, но сели в лужу, когда их попросили предоставить хотя бы её внешнее описание.

Дело в том, что за прошедшие сутки, из шести-семи летней, малышка превратилась в восьми-девяти, после чего процесс взрывного роста резко замедлился. Османы же, об этом не знали и вполне естественно их требования посчитали попыткой присвоить себе потенциальную «Ипостась», отдавать которую без каких бы то ни было доказательств, Имперские власти не собирались. Тем более, что девочка совершенно не понимала ни русский ни турецкий язык, как, впрочем, и английский, немецкий или греческий, на тестировании которых настояли американские наблюдатели.

В общем, насколько я понял, это дело так же было направлено в Консорциум Наций, где с османов потребовали предоставить неопровержимые доказательства Османо-турецкого подданства ребёнка. Регистрационные документы, а также, родителей, или любых других лиц, которых наш найдёныш опознает как знакомых. Потому как в данный момент, единственными кого она воспринимала, была Лена и я, и пока был занят писаниной, только в присутствии более-менее оклемавшейся Касимовой, девочка позволила врачам осмотреть себя.

Тяжело вздохнув, я глотнул слегка остывший кофе из одноразового стаканчика и поставил его под кресло рядом с собой. Сегодня ночью мне опять снились кошмары про Наставника. Чувствовать себя «человеком» мне помогала только открытая шестая чакра, которую я уже даже не закрывал, благо по какой-то причине более не пьянел, в то время как на более низком уровне чувствовал себя так хреново, что жить не хотелось. Более того, вчера, перед сном, во время очередных экспериментов со своим новым состоянием, я упал в обморок при открытой третьей и больше пробовать нечто подобное мне не хотелось.

Впрочем, удалось кое-что выяснить. Если мой общий уровень силы при открытой Аджне был не отличим от того, что я чувствовал с ней месяц назад, то неведомым мне образом более низкие чакры резко просели. Некая сосущая боль, появляющаяся прямо за сердцем, как будто полностью поглощала потоки других чакр. Даже шестнадцать потоков гортанной Вишуддхи, пятой чакры человеческого организма исчезали без следа… в то время как девяносто шесть лепестков следующей, я чувствовал целиком и полностью.

Была у меня крамольная мысль, пойти подальше на полигон и врубить Сахасрару — седьмую, теменную чакру… проверить как идёт ток её девятьсот семьдесят двух потоков. Но как-то решил не рисковать, а лучше по возвращению в Колледж, обратиться за помощью к врачам. Или сразу к самому герцогу Сафронову…

— Сяду? — спросил Пётр, приближение которого я почувствовал заранее.

— Валяй, — ответил я.

Парень устроился рядом, поставив перед собой на землю мятую пластиковую бутылку, заполненную мутной коричневатой жидкостью. Какое-то время мы сидели молча, а затем чукча сказал.

— Нам присудили техническую победу. По радио объявили.

— Правда? — спросил я чисто для того, чтобы поддержать разговор. — Что ещё сказали?

— Да больше ничего, к новостям из Либерократии перешли, — ответил он. — Здесь единственная трансляция, которая нормально ловится кроме турецких, идёт с какого-то американского корабля.

— А наши? — я удивлённо посмотрел на него.

— Вчера работали. А сегодня с тура скрипят и хрипят, — вздохнул он. — Сеть кстати тоже отсутствует.

— Ты английский знаешь?

— Угу…

— А я нет… — я опять уставился на горизонт. — Читать могу вроде, а на слух не воспринимаю.

— Это… — Пётр замолчал и продолжил только спустя минуту. — Спасибо.

— М-м-м? — я даже не посмотрел на него думая, что он говорил про бой с огненным магом.

— За то, что… тогда. В первый раз. Не уничтожил меня. Ты же мог?

— Мог, — ответил я вздохнув. — Но обещал не делать.

— Вот…

— Ты мне тогда сказал, — напомнил я. — Что проиграл только потому, что я не сражался в полную силу.

— Я… — парень опять замолчал. — Должен же я был что-нибудь сказать.

— Лишь бы ляпнуть?

— Можешь считать так, — он поморщился. — Даже зайцу хочется оправдаться за то, что он попался волку. Или… как там у вас, русских, говорится: «Плохому танцору пол мешает?»

— Не прибедняйся, — я легонько ткнул его локтем. — Боец ты не плохой. Очень неплохой. Просто на силу свою слишком полагаешься.

— Я так привык… — ответил он.

— Ну так, отвыкай. Всегда найдётся кто-нибудь сильнее. По себе знаю. — я повернулся к нему. — Как там твоя «Гюльчатай». Ты же навещал вчера девчонку в госпитале?

— Угу. Дырку зарастили, но она ещё очень слаба.

— Понравилась? — я хитро посмотрел на парня.

Он какое-то время помолчал, а затем вздохнул и отвернулся, всем своим видом показывая, что не намерен развивать эту тему. Пётр, хоть я его и знал очень недолго, не производил впечатление влюбчивого человека, и вот надо же… запал на довольно невзрачную на мой взгляд девчонку, да к тому же турецкую рабыню. Парень, которого в отличие от меня не стали обременять повторной бумажной работой, по рассказам Касимовой, провёл вчера весь день, у её постели, да и сейчас, похоже, только-только вышел из госпиталя.

Причём, как мне показалось, подобные чувства у нашего «шамана» возникли в первый раз в жизни и были для него самого большой неожиданностью. Уж больно смущённым и растерянным выглядел наш чукотский «Ромео» и мило краснел, глядя на свою турецкую «Джульетту». Вот только, было похоже что девушка вовсе не разделяла внезапно вспыхнувшей в иностранце, страсти. Она просто лежала в своей постели, словно кукла, глядя по большей части в потолок и почти никак не реагировала на окружающих.