Элисон Гудман - Эона. Последняя заклинательница драконов

Я вытерла глаза и рот. Грубый бежевый хлопок стал розовым.

– Из-за Диллона я уже никогда не почувствую себя лучше.

– Рико рассказал мне, что видел. – Лицо Делы искривилось от отвращения. – Это был не Диллон. Уже нет.

– Но когда-то…

Она стиснула мою руку:

– Ты наверняка избавила его от мучений. Сама же говорила, что это похоже на жгучую кислоту в голове.

– Дела, я приняла силу фолианта, – прошептала я. – И с ее помощью убила. Во что я превратилась?

Оборотная притянула меня к своей груди, и я уперлась лбом в мускулистое плечо.

– Ты не Диллон, – бодро заверила она, потирая мне спину. – Даже не думай так. Ты поступила, как должно. И достала черный фолиант для его величества. – Дела отстранила меня на мгновение, темные глаза торжествовали. – А еще ты восстановила веру Рико.

Она вновь прижала меня к плечу.

– Фолиант – это лишь смерть и разрушение, – прошептала я.

– Что ж, сейчас книгу стережет Юсо. А его величество и вожди решают, как с ней поступить.

Я отпрянула:

– Сейчас? Без меня? Но я ведь нейзо. Я должна быть там.

Дела поймала меня за руку:

– Рико сказал мне, на что способен фолиант, Эона. И вожди обсуждают возможное применение с лорда Идо. Его величество не хотел, чтобы ты присутствовала.

Идо не ошибся. Первым делом они подумали о его порабощении кровавой властью фолианта.

– Нет! – Я отдернула руку и направилась к выходу. – Я могу принудить Идо. Им ни к чему использовать на нем черный фолиант.

Дела обогнала меня и заслонила собой дверь:

– Эона, я здесь не только как твой друг. Я не могу пустить тебя на эту встречу.

– Теперь ты мой страж?

Она развернула меня и, положив по-мужски крепкую ладонь на спину, повела к кровати.

– Просто присядь. Поспи.

Я стряхнула ее руку:

– Поспи? Насколько я знаю, они могут решить поработить и меня тоже!

– Ты сама в это не веришь, Эона. Ты устала. Постарайся отдохнуть. – Дела взяла красный фолиант с соседнего столика, на котором Вида оставила также кисет с компасом заклинателя и посмертные таблички моих предков у небольшой молитвенной свечи. – А если не можешь спать, мы может вместе подумать над записями Кинры. Я нашла еще одно имя – Пиа.

Черный жемчуг вокруг запястья двоедушницы одобрительно защелкал.

– Наверное, еще одна загадка, – огрызнулась я. – Просто не трогай меня.

И я отвернулась, хоть и понимала, какое это ребячество.

Если честно, я действительно устала, и телом, и умом. Но жуткие суматошные мысли – об Идо, фолианте, смерти Диллона – заставили меня еще целый колокол мерить шатер шагами, пока Дела сидела у двери, склонившись над красным дневником. В какой-то момент служанка принесла чашу с чистой водой, но ее наивный страх лишь еще сильнее меня обозлил, и Дела поспешно отправила девушку прочь. Гнев и чувство вины, однако, не способны вечно питать истощенное тело, так что в конце концов я свернулась клубком на кровати.

А проснулась с кислым привкусом во рту и болью в шее. В дымовом отверстии шатра клубились темно-сиреневые сумерки. Я села и размяла пальцами затекшие мышцы у основания черепа.

Весь день проспала.

– Что-нибудь нужно, моя леди? – спросила Вида, сидевшая на полу, скрестив ноги.

Один тюремщик сменился другим.

– Чаю, – неприветливо сказала я. – И немного света.

Вида поднялась и, открыв дверь, пробормотала поручение кому-то снаружи. Затем вернулась с фонарем в руке, его сияние превратило дымчато-розовые настенные гобелены в ярко-красные. Дела оставила фолиант на столе. Значит, вернется, и у меня будет шанс извиниться за грубость.

Я поднялась, разглаживая складки на тунике:

– Вожди еще совещаются с его величеством?

Вида опустила фонарь на стол:

– Уже закончили.

– И?

– Прости, моя леди, я не знаю. – Судя по тону, она поняла, что я спрашивала о судьбе Идо. – Но в лагере болтают, что в ближайшую пару дней нас ждет сражение.

– Это и правда лишь слухи, или знаешь от отца?

– Скажем так, когда я потребовала назначить меня в какой-нибудь отряд, мне было велено оставаться в лагере, чтобы помогать с ранеными, и, дескать, нужно уже готовиться.

Мы замолчали. Пострадавших, нуждающихся в помощи, без сомнения будет много.

– Сделаешь кое-что для меня? – спросила я.

– Если смогу, моя леди.

– Когда начнется бой, убедишься, что Лилия в безопасности? И Рилла с Чартом?

Вида кивнула:

– Постараюсь.

Тяжелый стук вновь отправил ее к двери. А я водила руками по воде в чаше, содрогаясь от холода. Я подвергла мать и друзей такой опасности…

– Моя леди.

Я повернулась на резкий голос Юсо. С рук капало.

Капитан стоял в дверях, его худое тело укрывали тени.

– Тебя хочет видеть его величество.

Я кивнула. Наверняка ведь, чтобы рассказать о принятом решении. Вида схватила и передала мне полотенце, а когда я вытерла руки, протянула мне ножны.

– Нет, моя леди, – вмешался Юсо. – Его величество велел мне нести твои мечи.

Мы с Видой переглянулись. Никто не ходил по лагерю безоружным.

– Отдай мечи капитану, Вида, – сказала я, отмахнувшись от безмолвного протеста на ее лице.

Я вспомнила, что Юсо спрашивал о силе мечей. Неужели Киго думал, что они опасны? Думал, что я опасна?

Капитан закинул ножны за плечо:

– А теперь нас ждут, моя леди.

– Она только встала, – быстро произнесла Вида и опустилась передо мной на колени, одергивая подол туники. – Ей нужно пару минут, чтобы привести себя в порядок.

Юсо обвел взглядом шатер, отдельно задержавшись на столике с моими пожитками. Возможно, Киго считал опасным все, чем я владею.

Глаза капитана вновь устремились на меня.

– Леди Эону ждут, – повторил он.

– Все хорошо, Вида. – Я погладила ее руки, возившиеся с моим поясом.

Нехотя Вида отступила.

Я подошла к Юсо. Он нацепил свою привычную суровую маску, но чувствовалась в нем какая-то энергия, напряжение, заставлявшее капитана беспрерывно потирать указательный палец о большой. Он знал, что должно произойти.

– Я буду ждать здесь, моя леди, – пообещала Вида.

Обернувшись, я улыбнулась, как могла ободряюще, и шагнула за порог. Юсо закрыл дверь и молча повел меня через большую площадь за совещательным шатром. Мы миновали несколько групп людей, что смеялись и болтали вокруг костров; их теплое общение лишь усиливало мое беспокойство. Я заметила собаку, крадущуюся в тенях меж двух палаток – только белый кончик хвоста выделял ее из темноты. Вдалеке заплакал ребенок, а может, взвыл ночной зверь. Вскоре стало очевидно, что мы отдалились от густо заселенной части лагеря. Впереди замаячил круглый шатер, стоявший на приличном расстоянии от всех соседей. Перед дверью вытянулся стражник.

– Здесь вы храните черный фолиант?