Павел Васильев - Из пыли времен (СИ)

И чем глубже она забиралась, тем отчетливее становилось чувство, что разгадка близка…

Чужое присутствие Лита ощутила раньше, чем услышала или увидела. Что-то изменилось, что-то в окружающем воздухе. Она уже чувствовала этот запах раньше, в то последнее утро в Хемингаре. Не тот, что смешивался с чадом свечей, когда мама тянула по коридорам замка. А другой, что разнесся по тронному залу позже, когда ухнули двери, с грохотом падая на каменные плиты. Когда воины нестройным хором выкрикнули девиз Дома Морте, и «запели» клинки. Когда ворвались Звери!

Лита развернулась мгновенно, словно сорвалась натянутая тетива; воздух колыхнулся; крайвер наотмашь прочертил дугу. Девочка успела заметить, как отдернулась лапа, покрытая шерстью, с острыми когтями, как и «оружие женщин», бьющая в спину, бесчестно, «из рукава». Но полоснувший наотмашь меч задел когтистую ладонь, и, кажущиеся черными, капли скупо оросили стену.

Тень отпрянула, но девочка видела, кто скрывается во мраке. Холар! И не тот высокий статный воин, которого она видела сперва у пещер, а затем в Эренгате. А Зверь, могучий и огромный. Полностью покрытый жесткой иссиня-черной шерстью, с широкой выдающейся над животом грудью и волчьей головой. Зверь, что убил отца, и гнал их с матерью по туннелям в недрах Призрачных гор!

Лита заметила, как скривилась морда, когда острие крайвера рассекло ладонь — Зверь зашипел, из-под верхней губы показались оскаленные клыки.

«Больно, отродье?!» — вспыхнула в голове Литы злая усмешка.

И еще она заметила всех четырех Старших магистров в нескольких шагах за «черным хищником». Словно в сгустившемся патокой времени, они вскидывали раскрытые ладони в ее направлении. И Лита с ужасом поняла, что сейчас с них сорвется пламя, воздух заклубится гарью, и осядет на каменный пол пеплом сожженной плоти… ЕЕ плоти!

— Быстра… — начал Холар, как показалось, с удивлением.

Но Лита не дала закончить — метнулась вперед, занося клинок для второго удара, который должен стать последним. Он пробьет черное горло, и заставит Зверя захлебнуться собственной кровью. Всю себя она вложила в скорость и силу, на которую только способна. Время всклубилось густым туманом, растягиваясь, словно нити паутины. Нога коснулась стены: шаг, толчок — Зверь выше ее…

«Здесь все и закончится!» — с ликованием подумала девочка, видя, что опережает магистров.

И в следующий миг натолкнулась на преграду. Меч ударился о воздух, отскочил, и сама она словно врезалась в стену. Ее откинуло назад, копчик садануло с ужасной силой, боль хлестнула по телу, скользнула вдоль позвоночника. Кувырнувшись через голову, Лита все же вскочила на ноги, но те предательски дрогнули. Она не упала, но сделать еще один рывок уже не успела: раненная лапа Зверя поднялась и ударила наотмашь.

Он находился слишком далеко, чтобы коснуться ее. Но Лита ощутила всю сокрушающую мощь этого удара; капли крови из рассеченной ладони Холара плеснули в лицо, и Литу бросило на стену. Хруст позвонков взорвался в ушах, словно молот по наковальне, ребра впились в легкие десятком стрел, разом выпуская весь воздух.

«Бездна!..» — полоснула мысль меркнущее сознание.

И в этот последний миг она почувствовала себя преданной. Судьба обманула, не дала свершить задуманное. После покорного ожидания и слепого повиновения, просто отвернулась.

Ярость и отчаяние, заполонившие разум, заставили Литу, вопреки учению отца, разжать ладонь. Рукоять меча выскользнула из руки, за мгновение до того, как тьма, и в этот раз уже настоящая, опеленала разум — с Проклятым Богом всегда можно договориться, он даст еще шанс, даст Силу. Она будет служить ему если нужно…

— И все же, я быстрее… — довольно прорычал Зверь, небрежно дернув носом, и махнул рукой: — Уберите ее.

Магистры неуклюже подхватили обмякшее тело девочки под руки. Они нечасто занимались подобным сами, собственноручно, но повелителя в такие моменты лучше не злить. Его вообще лучше не злить! Они радовались уже тому, что не разгневался на их нерасторопность, на то, что не успели ударить первыми… Хотя каждый поклялся бы любыми Богами, что успели!

Но Холара занимали другие мысли. Он ощутил магию, когда магистры вскинули ладони, почувствовал, как потяжелел и сгустился воздух. И видел, как беспрепятственно ее преодолела «пламенноволосая», даже не заметив, будто и ее не было вовсе — так сталь не встречает сопротивления в пустом воздухе.

Но в одном магистры оказались правы. Даже в тот момент он не почувствовал в девочке и намека на магию. Ни в одном из Источников он не ощутил возмущения Силы.

— Что-то случилось. Я чувствую… Слишком долго она не появлялась.

Саодир смотрел, как торговцы редкой вереницей тянутся по улице Гостевого района в направлении рыночной площади — полусонные, продирающие руками глаза, они зябко кутались в плащи, стараясь укрыться от пронизывающего ветра.

До зимы осталось совсем ничего, и каждое новое утро становилось морознее предыдущего. С каждым новым днем леденящее дыхание Призрачных гор разливалось по Миру. Скоро в столице Империи останутся только те, кто проживает здесь постоянно. Город, конечно же, не опустеет, но большинство, присутствующих сейчас, разбредутся по своим уголкам Мира. А самые обеспеченные отправятся на север, куда на последнем издыхании добираются лишь отголоски холода.

Хотя, по сравнению с зимами Серого Мира, которые Саодиру красочно описывала Лита, зима Гольхеймурина не шла ни в какое сравнение. Снег лишь несколько раз за всю ведомую историю осенял земли Империи, а о буранах и вовсе ходили легенды сродни мифам о Богах и Древних драконах. Зима здесь походила скорее на долгую осень. Земля переставала родить и становилась менее податливой. Деревья переодевались в золото, а затем в багрянец, после чего и вовсе сбрасывали наряды. Частили дожди. Животные выбирали места для нор и логов. А Смертные все больше времени проводили у камина за кружкой горячего вина — холодный эль уже не радовал горло.

А за границей Крануольского леса, который Смертные иногда именовали попросту Зеленым, и вовсе мало что менялось. Да, дни становились чуть менее жаркими, а ночи чуть более прохладными, но это все. Земля не становилась стылой, вода не замерзала в лужах — лишь чаще оседала росой под утро. Деревья и травы все так же зеленели, и менять свой облик отнюдь не спешили. Да и Теплое море на самом севере не зря называлось Теплым. Туда съезжались многие, чтобы переждать до весны, понежиться под лучами согревающего солнца и насладиться прибрежным бризом.

Разумеется, лишь те, кто мог себе это позволить, только самые успешные из торговцев. Север и жил-то в основном за счет их всех — война в Ярком Мире давно перестала быть единственно достойным уделом настоящих мужчин. Порой они еще вспоминали о чести, но и то — лишь себе на выгоду. Да и сама честь претерпела изменения — у многих не пояс украшали благородные мечи, а голенище или рукава скрытые от взгляда кинжалы.