nastiel - Кровь и туман (СИ)

Бен подходит ко мне. Я продолжаю смотреть на яму, но боковым зрением замечаю вспышку зажигалки и крошечный оранжевый огонёк подожжённой сигареты.

– Мама то же самое сказала Дмитрию, когда принесла ему обед, который он забыл, – отвечаю я. – Правда, не так мягко. Она заявила, что если он не разберётся с открытым кладбищем на заднем дворе, этим, вопреки его нежеланию или запрету каких-либо зануд вроде членов Совета, займётся она сама, и пусть кто-нибудь только попробует её остановить.

– Твоя мама ничего, – Бен хмыкает. – Знает, как с мужиками общаться.

– Обычно, она не такая, просто… В связи с последними событиями многие сильно изменились.

– Это да. Марк стал параноиком, а дед не пускает в свою комнату никого, кроме старой гвардии, и есть предположение, что они там далеко не пиво пьют и футбол смотрят.

– Дмитрий почти не спит и не ест. Не то, чтобы я сильно о нём беспокоилась, и всё же он мой отец… Даня совсем расклеился, а Ваня стал жёстче, чем те сухари, которые ты достал вчера из своей тумбочки.

– Стоит отметить, что я банально про них забыл. Недели полторы назад они были ещё ничего.

Я качаю головой и поворачиваюсь лицом к Бену.

– Ты отвратителен.

– Это всего лишь чёрствый хлеб. Подумаешь, немного с плесенью.

– И снова: ты отвратителен.

Бен морщится, делая очередную затяжку. Я представляю горький привкус табака, ассоциируя его с тем, какой он на запах. Не понимаю, зачем кому-то может хотеться добровольно наполнять свои лёгкие ядом… А затем ухмыляюсь, когда провожу параллели между этим и ядовитыми мыслями, заполняющими мою собственную голову.

Каждому своё.

– Значит, вы уходите? – спрашивает Бен.

Хотя знает точно. Он присутствовал при всех наших встречах с Севером. В этом не было необходимости, но отказать Бену, нуждающемуся в том, чтобы занять себя хоть чем-то полезным, я не смогла.

– Уходим.

– Сегодня?

– Сегодня. Ночью.

– Ладно, – протягивает Бен.

Но как будто не ладно, на самом-то деле. Как будто до этого самого “ладно” ещё целые километры.

– Только не говори мне, что ты пришёл сюда, чтобы промывать мне мозги очередными лекциями о необходимости остаться, как это делает Нина.

– Она переживает за вашу, эту, – удерживая сигарету в зубах, свободными руками Бен машет вокруг своей головы, – связь. Типа, мало ли что случится.

– Она может пойти со мной, – предлагаю я.

– Она не может. Ты же знаешь, для её здоровья такие путешествия могут быть опасными.

– Точно. К чему тогда этот твой разговор?

– К тому, что если тебе важно моё мнение… – Бен замолкает, многозначительно смотря на меня. Я киваю, мол, важно, продолжай. – Я знаю тебя достаточно, чтобы с уверенностью сказать, что ты с ума сойдёшь, если не поступишь так, как считаешь нужным, даже если это впоследствии будет самой страшной ошибкой в твоей жизни.

Я хмурюсь.

– Как-то это… не очень воодушевляет.

– Я вообще о том, – продолжает Бен, – что мы здесь справимся и без тебя. Ты не единственный герой этой истории, Слав. К тому же, ты дала обещание своему лучшему другу, а это легко перевешивает чашу весов в свою сторону.

– Такое чувство, что ты меня выгоняешь, – говорю я, усмехаясь.

– Ну, – Бен докуривает и недолго раздумывает, прежде чем бросить окурок себе под ноги и затушить носком кроссовка. – Я не в восторге от самой идеи, но к причинам и мотивации прицепиться не могу при всём желании.

Порывистый ветер продувает насквозь, несмотря на то, что на мне тёплая зимняя куртка и шапка с шарфом. Последний я хочу дотянуть до самого носа, но перед этим, схватившись за вязаную ткань, спрашиваю у Бена:

– И когда же это успело произойти? – Он глядит на меня с вопросом в глазах, и я поясняю: – Помню времена, когда ты бы скорее кожу со ступней содрал и прошёлся по раскалённым углям, чем заговорил со мной.

– Да, я тоже помню, – говорит Бен, придерживая кепку, которую он наотрез отказывается менять на что-то более тёплое, несмотря на то, что неприкрытые края ушей посинели от холода. – Говорят же, что от любви до ненависти – один шаг. Полагаю, обратный путь тоже существует.

Я не уверена, что правильно понимаю смысл его слов, а потому выбираю самую логичную реакцию и позволяю шарфу скрыть мою улыбку.

– Знаешь, что, коротышка? – продолжает Бен. – В этот раз ты уходишь без меня, и за тобой некому будет присмотреть, так что… будь осторожна, ладно?

– Ладно.

– И возвращайся. Только в этот мир и в это настоящее, а то я тебя знаю. – Бен тоже улыбается. Улыбкой, которую я не знаю. Улыбкой, говорящей: “Я в порядке”, когда это далеко нет так. Улыбкой, присущей кому угодно, кроме Андрея Прохорова. – Возвращайся, – повторяет он, словно есть сомнения, и они больше, чем ему хотелось бы.

– Обязательно, – говорю я.

Удовлетворённый моим ответом, Бен кивает. Окурок превратился в расплющенный блин, но Бен продолжает втаптывать его в землю, пока тот не теряется среди комков земли.

– Я буду скучать, – признаюсь я, и мне совсем не стыдно.

– Не начинай, – просит Бен. – Помнишь, что произошло, когда мы в последний раз друг друга подбадривали?

Мне нужно некоторое время, чтобы вспомнить. Когда это происходит, мои щёки горят.

– Ты меня поцеловал, – выпаливаю я.

Бен заметно напрягается, и я начинаю лихорадочно перебирать другие возможные варианты ответа, но в голову ничего другого не приходит.

– Я запаниковал, – наконец говорит Бен.

Я мысленно выдыхаю и смеюсь. Коротко, но искренне.

– Чтоб ты знал, это был не самый неприятный в моей жизни поцелуй, – отвечаю я, не забывая, но не упоминая о том, что он был вообще-то моим первым .

– Разумеется. Я же мастер в таких штуках. – Он как всегда острит, но выражение лица его слишком серьёзно для глупостей. – Береги себя.

– Ты тоже, – прошу я.

Двустороннее молчание. Ни он, ни я ничего не отвечаем другому, потому что не хотим давать обещания, которые не сумеем сдержать.

***

Вечером Дмитрий решает провести внеочередное собрание. Он словно знает, что я планирую сделать, и поэтому тянет время, долго ожидая, пока соберётся как можно больше народа (чего обычно он никогда не делает, потому что считает дурным тоном опаздывать на объявленное директором мероприятие).

А когда всё наконец начинается, он разглагольствует обо всём, что уже произошло, зачем-то пускаясь в аналитику и нечто вроде попыток вынести из всего этого то ли мораль, то ли урок, то ли вывод. Лия, сидящая рядом со мной (которой, вообще-то, не должно быть на собрании, но сейчас всем абсолютно плевать на подобную мелочь), толкает меня локтем в бок. Получив моё внимание, она кивает в сторону двух фигур, стоящих в дальнем углу у стеллажей с книгами. Их чёрные одежды, серьёзные лица и руки, скрещенные на груди, говорят мне о том, что именно в них скрывается причина странного поведения Дмитрия.