Unknown - Истории из жизни (СИ)

— А Шисей спит ещё? — пересилив себя и подняв взгляд на Сольвейг, спросил Юстиэль.

— Спит, — кивнула девушка, любуясь виноватой физиономией Юстиэля. Помолчав, она перевела взгляд на Алетейю и попросила. — А можно мне тоже кофе?

Старшая бардесса согласно склонила голову и поднялась. Перед Сольвейг возникла чашка с чуть остывшим кофе.

— Спасибо, мам, — поблагодарила девушка, отхлебнув ароматного напитка. — А чего вы с утра так раскричались?

— Ну-у-у… — многозначительно протянул целитель. В его голове, где боль стучала кузнечным молотом, собственный голос не казался таким уж громким. А к тому же, увиденная в комнате Аскольда картинка настолько вогнала в ступор, что Юстиэль даже забыл предупредить супругу о своём уходе в ванную.

— Я зашёл к Сколли за тем зельем, которое помогает не сдохнуть с утра, а он… мф, — целитель неопределённо повёл рукой. Отстранённый взгляд устремился к потолку. — А он его куда-то потерял… Я поплыл в душ, и мама меня потеряла.

Ещё один укоризненный взгляд достался Юстиэлю.

— Ничего страшного, ещё успеется, — встряла в диалог Алетейя, предвосхищая возможный конфликт. — На сегодня вроде бы дел особо не было? Можно и отдохнуть.

— Ага, только в штабе просили передать отчёт по последней осаде Ткисаса, там разбирательства какие-то о том, кто прав, кто виноват… — Сольвейг показательно зевнула. — Ну да это не трудно, только в Элизиум смотаться.

— Давай я занесу, — вдруг предложил Юстиэль и пожал плечами. — Мне всё равно, где дохнуть, что тут, что в Элизиуме. А Велю от меня пока мало толку.

Целитель скосил взгляд на дочь.

— Только ты сначала разбуди мне Шисея, я… хочу извиниться, — теребя ручку кружки, попросил он.

— Тебе не надоело? — внезапно спросила Сольвейг, прямо глядя в глаза отцу. — Каждый раз это происходит, стоит тебе чуть-чуть выпить, и начинается. Вот скажи мне, какого дракана ты вообще лезешь в мои с ним отношения? Это мой осознанный выбор, и даже если потом я о нём пожалею, я, балаур подери, хочу сама это сделать!

— Солли, не кричи, пожалуйста, — осадила разбушевавшуюся артистку Алетейя. Юстиэль медленно встал со своего места, оставив чашку в покое. Вопреки обыкновению, он не краснел и не пытался отвести взгляд.

— Пойдём, сначала с тобой поговорим, — жутковато-холодным тоном произнёс целитель. Ему и впрямь надоели бесконечные скандалы с дочерью. Несмотря на свою бесшабашность в прошлом, отец из Юстиэля получился заботливый до занудства.

Он очень долго откладывал рассказ о прошлом, надеясь, что вспыхнувшие чувства сами сойдут на нет. Но раз ничего не вышло, и парочка настроена серьёзно, то Сольвейг должна узнать правду о своём избраннике.

— Пойдём, — легко согласилась девушка, подхватываясь с кресла и оставляя недопитый кофе на столе. — Только вот куда? В гостиной Вельскуд, в моей комнате — Шисей, Аскольд у себя.

Алетейя вздохнула. Так не хотелось начинать утро со скандала и выяснений, но буйный нрав дочери диктовал свои условия.

— Идите в нашу спальню. Я ещё посижу тут, кофе попью.

— Нет, мы пойдём на крыльцо, — мотнул головой Юстиэль, о чём моментально пожалел. Приступ тошноты не заставил себя ждать. Лицо целителя стало чуть бледнее. Но в целом он выглядел спокойным. Только самому Юстиэлю было известно, какая буря поднималась в душе при мыслях об Эскадроне.

— Только не разнесите его, пожалуйста, — вслед попросила Тея. — А ещё, Сольвейг, накинь халат.

Бардесса поднялась и стянула с себя вещь, надев её на плечи укутанной в полотенце дочери. Та возражать не стала. Идти переодеваться не хотелось — только время терять. Благодарно глянув на мать, младшая артистка последовала за Юстиэлем.

В итоге отец с дочерью покинули кухню и вышли наружу. Юстиэль вцепился в перила крыльца и сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Потом отпустил свою деревянную опору и повернулся к Сольвейг.

— Ну давай, говори, — девушка выглядела напряжённой донельзя, обхватив себя руками и исподлобья глядя на целителя.

И тут как будто лопнула натянутая до упора тетива. Юстиэль не повышал голоса, с холодным взглядом посвящая дочь во все страшные подробности жизни опального легиона. Грабежи и контрабанда были детским лепетом.

Целитель не щадил ни своей репутации, ни шисеевской. Он в деталях рассказывал о пленниках и пленницах, о пытках, которые проводил и он сам, а в последствии и Шисей. Юстиэль подробно рассказал о жестокости стража, которого едва живым подцепили на одной из осад. Красноволосый наёмник быстро влился в стаю — именно так Юстиэль называл эскадронцев.

Изнасилование, детоубийство. Снять обручальное колечко с пальца умирающей матери на глазах у детей было плёвым делом. Поиметь несговорчивую пленницу острием клинка на глазах у команды было так же легко, как и сходить в таверну.

По мере рассказа Сольвейг выглядела всё более мрачной, но из её взгляда не пропадало упрямство. Когда Юстиэль закончил говорить, девушка глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь унять дрожь в голосе.

— Скажи мне, папа, — негромко произнесла бардесса, изучая целителя своими зелёными глазами, такими же, как были у него самого. — Как часто ты сам делаешь это и подобное этому сейчас?

Юстиэль округлил глаза и отрицательно замотал головой. Выпотрошенные воспоминания придали его взгляду жутковатую толику безумия. Он будто снова стоял на борту корабля и чувствовал эфирный ветер мёртвой Бездны, бьющий в лицо. В ушах как наяву зазвучали крики пленников и рабов, которых везут на продажу.

— С тех пор ни разу, — как ни старался, а голос всё равно дрогнул. Пронзительный взгляд вцепился в Сольвейг.

— Тогда почему ты считаешь, что он остался прежним? — продолжила девушка, — Время меняет всех. Ты изменился с тех пор, и он тоже. Нельзя клеймить кого-то за грехи прошлого. Мама это поняла, я это понимаю… И ты пойми. Посмотри на себя самого и пойми.

Сольвейг отвела взгляд в сторону, изучая открывающийся с крыльца унылый пейзаж.

— Я люблю Элиан и перееду, так или иначе. Не хочу жить в болоте.

Юстиэль молчал какое-то время. А потом вздохнул и подошёл к Сольвейг поближе, протянул руки и положил ладони ей на плечи, слегка сжав пальцы.

— Я люблю тебя всей своей тупой душой, — произнёс целитель, — и у меня внутри всё сводит от того, что кто-то, даже не обязательно Ши, причинит тебе боль.

Целитель опять умолк, облизав пересохшие губы.

— И ты уже давно не ребёнок, я должен тебя отпустить и благословить, — он вздохнул. Слова давались с трудом, учитывая состоявшийся разговор. — Просто, Солли… я… ну, — на этой ноте словарный запас подвёл изнывающего от похмелья отца, он запнулся на краткий миг, но упрямо продолжил: — Я даю тебе слово, что не стану больше делать так, как поступил вчера. Но и ты пообещай, что если что… ты обязательно вернёшься домой и расскажешь мне обо всём.