Антон Кучевский - Такая разная тьма

— Ну, хоть глоток, — жалобно сказала я, отпуская рычаг, который открывал и закрывал заслонку огромной печи.

— Нет, — отрубил вредный мард.

— Вот скотина бородатая.

— Завтра ты будешь делать вот такие большие глаза, обзывать меня сумасшедшим и, вероятно, молить о пощаде. Хорошенько подготовься к завтрашнему дню и будь благодарна, что я заранее вселил в тебя страх!

На следующее утро в мастерской меня ожидал не только Яхим, но и незнакомый мард с жалкими клочками бороды, хаотично разбросанной по широкому подбородку. То, что она была перевязана золотистым шнурком, никак не помогала делу. Шнурок, увы, был крайне замызган и сохранял цвет лишь местами.

Пышных многослойных одежд парень явно не признает. Вместо этого он облачен в небесно-синего цвета бархатный сюртук с золочеными пуговицам и короткие штаны. Из грубых коричневых ботинок трубами выходят темно-синие гетры с белыми полосками, плотно облегая ногу. Забавно видеть эдакого франта в столь суровом окружении.

На широком носу, к тому же, раздвижное пенсне в деревянной оправе, а черные волосы сзади заплетены в тугую косу, которая еще и чем-то смазана. То ли масло, то ли бальзам специальный.

— Я же говорил, что она страшная, — хриплым голосом произнес наставник. Наши разговоры имели тенденцию без всякого предисловия переходить в пикировку, посему я ничуть не удивилась.

— Сам тот еще красавец, только со свиньями в загоне валяться. Познакомь, что ли.

— И дерзкая, к тому же. Это Лард Мил из рода Филморов, некогда известнейший в нашей дыре рунный кузнец. Лард, это Тави, которая рискнула несколько раз съездить мне по морде, чтоб пойти ко мне же в ученики.

Незнакомец даже не улыбнулся, внимательно смотря на меня снизу вверху. Но руку протянул. Я крепко пожала ладонь-лопату, поинтересовалась:

— А чем занимаетесь сейчас?

— Пищевая отрасль, — хмуро заметил он, — грибы, полезные сорта лишайника, каменные специи. Яхим, все?

— Откуда мне знать? — проворчал тот, затем схватил меня запястье и вывернул руку ладонью кверху. На ней отчетливо красовался замысловатый знак, отдаленно напоминающий те самые руны, которые мне уже доводилось видеть. Учитывая, что никаких знаков на моих ладонях никто не рисовал, рукопожатие Ларда Мила, вероятно, стало ключевой точкой.

Что гораздо хуже — я ощущала, как таинственный символ начинает гореть, и боль передавалась все дальше и дальше. С искаженной гримасой спросила:

— И что теперь?

— Теперь — терпи.

— Яхим, я, случайно, не рассказывала, как важно предупреждать, что именно произойдет в результате того или иного действия? Так знай, ты, сын помойной крысы…

— Можешь идти, дружище, — с ухмылкой сказал мастер, не обращая внимания на мою ругань. — Сейчас ей будет совсем хорошо, мы-то подобное переносим с легкостью, а вот изнеженные дети наземников…

— Как знать, Иоахим, как знать, — покачал головой франт. — Я вообще не слишком одобрительно отношусь к передаче сокровенных знаний ей. Однако, раз совет допустил подобное развитие событий — они знают, что делают.

Я злобно наблюдала за, пожалуй, чересчур учтивым разговором. Так бывает, когда встречаются друзья, расставшиеся после очень неприятного инцидента — сплошные любезности, ни единой шутки или подначки. И, да, терпеть то, что начиналось в теле, было выше всяких сил. Изменчивая кровь демонов!

Что ж, дело чести. Сцепить зубы и не издать ни звука, когда пылающая агония начинает разливаться по телу. От руки она идет выше, к плечу, оттуда к спине и груди, и через минуту понимаешь, что полем битвы стал каждый участок организма. Не в силах бороться с болью, я отшатнулась, оперлась на стену, а потом и вовсе сползла вниз, обхватив колени.

— Эй, эй, — обеспокоенно похлопал меня по плечу Яхим. — Не скопытилась еще?

— Пошел к черту, — глухо процедила я.

— Послушай, что бы изменилось, если б я предупредил тебя? В ожидании боли мы только накручиваем себя еще больше. А так — прошло и прошло.

— У нас… есть практики… есть некоторые методы борьбы с любыми болевыми ощущениями, даже самыми страшными.

Я не соврала. В Академии действительно обучали превозмогать боль, не используя для этого ни крупицы магической силы. В определенные дни это становилось настоящим спасением, хоть я и привыкла использовать магию при любом удобном случае.

Мастер заявил:

— Ишь, чего удумала… не-е, ушастая, это как раз та боль, которую нужно пережить и прочувствовать всю, без остатка. Иначе ты никогда не станешь настоящим ремесленником.

— Я и не хочу! — яростно воскликнула я, сцепив пальцы. — Мне всего-то понадобилось хорошее оружие, и кто виноват, что ваши дурацкие законы не позволяют просто его продать?

— Терпи, терпи, — вздохнул он. — Можешь меня как-нибудь обозвать, если полегчает.

— Яхим…

— Что?

— А давай я тебе глазик выколю? У тебя второй ведь еще останется. Сделаешь себе красивый… ай… протез, будешь ходить важный.

— Они мне еще нужны, — буркнул мард. — Замахнешься на мой глаз — сделаю ожерелье из твоих клыков и буду носить на шее, как трофей.

Скомкав в руках фартук, я бессильно легла на пол, едва ли не скрутившись в клубок. Не отвлечься ни разговором, ни размышлениями. Спазмы огненной ярости волнами ходят вдоль тела, горят внутренности, кожа, глаза, даже волосы и те словно змеями корчатся от боли. Так прошла одна вечность. Возможно, даже одна с половиной.

Сознание, к несчастью, потерять не удалось.

Наконец, когда мне удалось распрямиться и даже подняться на ноги, тяжело дыша, кузнец покачал головой:

— Может, я и вправду должен был… в общем, извини за такой сюрприз.

— Ничего, — мотнула головой я. — Надо — значит надо, я же все понимаю. Сколько времени прошло?

— Минут пять, не больше.

— А этот твой закадычный друг?

— Лард? Он ушел давно. Больно ему охота смотреть, как ты корчишься.

— Зачем он вообще нужен был? — спросила я, измученно глядя куда угодно, но только не на своего учителя. Мучителя, мать его.

— Нет, иногда ты все же тупее камня, из которого высечены эти стены. Как я тебе передам знак, если у меня и рук-то нет? — зло спросил мастер, поднимая металлические ладони. — Я ведь поэтому и ушел из дела. А Лард может. Правда, я ему за это тысячу золотых отдал, так что…

— Возмещу, — кивнула я. — Почему так важны руки? Твои протезы работают не хуже, во всяком случае, с молотом и наковальней.

— А на этот вопрос ты, Тави, в скором времени ответишь самостоятельно. Вот тебе схема, вот инструмент. На ребре ладони три символа, один над другим, а эти четыре — на костяшках пальцев. Удобнее будет, если сжать кулак.

Осмотрев продолговатый блестящий стержень, я попробовала черкнуть им по камню. Ни следа. Письменные принадлежности Подземья успешно загнали меня в очередной мыслительный тупик, из которого не суждено выбраться самостоятельно.