Антон Ханыгин - Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)

Илид переводил тяжелый взгляд с одного командующего на другого. Разгоряченные воины впали в настоящий экстаз, с каждым мгновением в их глазах все отчетливее читалось желание ринуться в бой за правое дело. Они уже предвкушают победу. Это хорошо.

"Лишь бы сами не погибли раньше времени", - угрюмо подумал диктатор. Он уже знал, что не вернется с этой войны. Не хочет возвращаться, потому что не к кому. Родовое имение в Градоме утратило для него всю свою притягательность вместе со смертью жены и дочери. Он убьет Бахирона и умрет сам. А марийцам подарит победу.

Несколько раз хлопнув в ладоши, Илид привлек внимание вошедших в раж командиров и коротко изложил план действий, который они более подробно обсудят в будущем. На данный момент собрание республики располагало сведениями, что армия короля вынуждена была разделиться, чтобы устранить беспорядки в Илии и подавить вспышку активности сектантов в Донкаре. Отличный момент, чтобы нанести удар и одержать победу над Алокрией. Примитивная стратегия, но самая действенная в данной ситуации.

Военачальники внимательно выслушали диктатора и без лишних вопросов удалились приводить в порядок свои подразделения. Придется объяснять солдатам, почему победа обернулась началом новой войны. Но они все поймут и последуют за своим лидером, особенно теперь, когда у них наконец появился шанс поквитаться с илийцами за многие годы унижений.

- По-Кара, задержись, - приказал Илид.

- Я слушаю, диктатор По-Сода, - молодой командир подошел к столу главнокомандующего.

- Мне не нужны враги в тылу. Сегодня я приказал тебе отпустить пленников из приграничного города. Но ситуация резко изменилась, теперь они наши враги. Возьми своих людей и окружи все поселение, чтобы из него никто не вышел без моего ведома. Выполняй. Я скоро подойду.

Побледневший Миро пошел к выходу, но остановился в нерешительности на полпути:

- Диктатор По-Сода, я не думаю, что они представляют угрозу. Большинство из тех, кто был способен держать оружие, мы убили при захвате города, там осталось в основном мирное население.

Вязкий мрак в глазах диктатора медленно затягивал Миро в пустоту. Не в силах сопротивляться, командир отвел взгляд в сторону и уже пожалел о сказанном.

- Ты храбрый воин и верный солдат, По-Кара, - холодно произнес Илид. - Но ты забываешь, что враг остается врагом даже в обличии женщины или ребенка.

- Прошу простить меня, диктатор, - Миро почтительно поклонился в знак извинения. - Я дал слабину, этого больше не повторится.

- Надеюсь. Ведь наши враги только и ждут, чтобы воткнуть нам кинжал в спину. Уж я-то знаю... Ради безопасности республики мы должны пойти на крайние меры.

- Но как быть с Комитетом?

- Они нам не указ. Новым комитам следовало угомонить Бахирона, но они еще большие трусы, чем их король. Если они останутся подданными алокрийской короны, то тогда мы будем воевать и с ними. Пока я хочу дать им шанс, все-таки они заботятся о людях в тяжелые времена. А теперь ступай и выполняй мой приказ, у нас не так много времени.

Спустя считанные минуты солдаты По-Кара выступили из лагеря на холме, и вскоре город был взят в плотное кольцо. Его жители выходили на улицы и бросали свои дела, недоуменно спрашивая друг у друга, что происходит. Кольцо медленно сужалось, заставляя алокрийцев тесниться на небольшой площади в центре приграничного городка. По главной улице шел Илид По-Сода в сопровождении Миро и нескольких десятков бойцов.

Диктатор остановился в нескольких шагах от толпы и обратился к горожанам:

- Между Алокрией и Марией началась война. Каждому алокрийцу предоставлен выбор - сражаться на стороне республики или умереть. Насколько я помню, свой выбор вы уже сделали, не пожелав присоединяться к Марии.

Илид поднял руку, чтобы отдать приказ своим воинам, но к нему вышел один из жителей приграничного города и, упав на колени, стал молить о пощаде хотя бы для женщин и детей.

- Для женщин и детей? - спросил По-Сода, наклонившись к крестьянину. - А прислушался бы к твоей мольбе ваш король Бахирон? Я знаю ответ.

Пустота изливалась из глаз диктатора и пускала тонкие длинные корни в саму сущность несчастного горожанина. На лице Илида не читалось ни одной эмоции, но преклонившего перед ним колени человека придавливало к земле от тяжести пульсирующей боли и печали, что испытывал закованный в латы главнокомандующий республиканской армии.

- Твоя жена здесь? - спросил диктатор.

- Нет, - промямлил мужик. - Ее здесь нет.

- Тогда мы убьем всех этих людей.

Горожане стали осознавать безнадежность своего положения. Мужчины загнанно озирались, женщины прижимали к себе хнычущих детей. Скоро они умрут, это неизбежно.

- Я его жена! - из толпы выскочила растрепанная алокрийка. - Прошу вас, не трогайте остальных.

- Мони, не надо!

- Мони... Распространенное в Марии имя, - задумчиво произнес Илид, дал знак схватить ее и снова обратился к стоящему на коленях мужчине. - Так звали и мою жену. Может быть, так ты лучше поймешь меня. А теперь смотри и запоминай.

Он подошел к ней и пинком повалил на землю. Из груди женщины вырвался протяжный стон, но тут же заглох, столкнувшись в горле с холодной сталью меча. Некоторое время она еще хрипела, барахталась в растущей алой луже и пыталась зажать смертельную рану, но кровь сильными толчками выплескивалась сквозь ее тонкие пальцы. Наконец она затихла.

Словно скованный, вдовец не отрывал взгляд от трупа жены. Илид приблизился почти вплотную к нему и бросающим в дрожь голосом спросил:

- Теперь ты понимаешь, что я чувствую?

- Да, - всего одно слово выпало из пересохшего рта алокрийца.

- Наверное, ты хочешь убить меня и моих солдат?

- Да.

- А пожалел бы ты наших жен и детей?

- Нет.

- Вот именно... Бахирон сделал со мной то, что я сделал с тобой. Быть на его стороне - значит повиноваться убийце женщин и детей. Ты передашь ему мое послание, - Илид рывком поставил его на ноги и развернул в сторону толпы горожан. - Смотри и запоминай.

На приграничный город в северо-западной Марии мягко опускался вечер. Как много изменилось всего за один день. Недоумение от сопротивления марийцев марийцам. Осознание, что они на самом деле давно уже считают себя алокрийцами и не видят большой разницы между Илией и Марией. Радость от победы в не начавшейся войне и предвкушение встречи с семьей. Спокойствие созерцания прекрасных видов родной земли. Горе утраты. Всепоглощающий гнев. Начало войны.

- Начинай, По-Кара.

Молодой командир немного помялся, но быстро взял себя в руки. Короткая отмашка - и кольцо республиканской армии стало неумолимо сужаться. Мечи оставляли ужасные раны на ничем не защищенных телах горожан, под ноги солдат падали отсеченные руки и головы, лилась кровь, вываливались внутренности. Терпкий запах смерти щекотал ноздри, крики ужаса и плачь наполнили воздух.