Кира Соловьёва - Небесные корабли (СИ)

Его улыбку встретили тишиной, молившей о пощаде громче, чем преступник за пару минут до свидания с виселицей. А потом...

...первый удар некромант принял на щит - магическое полотно прогнулось под весом тела, готового использовать все свои резервы, лишь бы заставить гостя заткнуться. Второй наткнулся на острие меча, захлебнулся на лезвии, и отрубленная голова зомби по высокой дуге полетела вверх.

Эхэльйо оказался рядом, прикрывая спину некроманта. Оружие пело и сверкало, разгоняя ночную тьму, и к его мощи примешивалось колдовство. Человек, больше не размениваясь на любезности, швырялся зеленым огнем, а эльф - ледяными осколками, острыми, будто стрелы.

Пламя радостно пожирало тела тех, кто в прошлом служил музыкальному королевству. В траве смутно серебрился пепел, а кости, отвергнутые заклятием, рассыпались от малейшего прикосновения. Будь трупов поменьше, и Эльва справился бы сам. Однако дар стремительно таял, а противники все еще наседали. Теперь их было всего лишь десять, но этих десятерых изрядно потрепало сражение. У кого-то не хватало ноги, у кого-то - кисти, а кто-то атаковал зубами, лишившись всего остального. Жалкие крохи некротической магии сожрали их, словно голодные демоны, и... все закончилось.

Остроухий привалился к дереву и, тяжело дыша, обводил кладбище капитанов затравленным взглядом. Некромант, едва совладав со слабостью, отправился на проверку - наклонялся над каждой могилой, топтал оторванные куски тел, рисовал на надгробиях корявые символы. На их форму повлияли дрожащие, словно в лихорадке, ладони, но общий состав был неизменным, и линии немыми стражами застывали у начертанных по камню имен.

- Эй, Хэль, - окликнул Эльва, стоя в дальнем углу ограды. - Я нашел нетронутую могилу. То есть закрытую. То есть... ой, да ну к черту! Просто иди сюда.

Из подозрительного холмика торчал крест - широкий, добротный. Вырезанное в нем имя успело покрыться лишайником, но некромант безжалостно его ободрал, испачкав рукава куртки.

- Что за... - потрясенно выдохнул проклятый.

Парень хихикнул:

- Ага, странно. Я думал, что мы первые будем в курсе, если его угораздит умереть.

Плиаретская вязь рун причудливо переплеталась, образуя фразу: "Thellet Mielte, gran-tie STAKKE SHATTA, aemie". Эльва неторопливо, будто пытаясь различить ее вкус, перевел:

- Капитан Мильт, фрегат "Белая крыса", амайе. Смотри, тут еще и эпитафия есть:

"Подожди меня там, где кончается горизонт.

Подожди, пока ливень роняет на нас сезон -

я приду и останусь с тобой.

Навсегда останусь".

- Очередная песенка? - поморщился Эхэльйо. - И что с того? Эти строки не объясняют, зачем вполне себе живому Мильту понадобилась могила.

Некромант сдвинул брови, задумавшись.

- Может, внутри ничего нет? И поэтому она осталась целой, в отличие от остальных?

- Понятия не имею. - Остроухий пожал плечами. - Но мне это не нравится. Давай уйдем, пока нам на головы не свалилось нечто вроде небесной кары.

- Давай, - серьезно кивнул Эльва. И, обернувшись на неприметный крест, добавил: - А еще давай поинтересуемся у Мильта, какого черта его имя делает на старом дереве.

- Не сейчас, - отмахнулся проклятый. - Сначала я хочу убедиться, что тот, кто проводит время на квартердеке - настоящий Мильт.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

НИЧТОЖЕСТВО

Он читает исторические книги только для того, чтобы вспомнить.

Вспомнить, как горит основная плиаретская верфь, как огненным цветком распускаются паруса фрегата, как плачут, поливая песок брызгами, бесконечные волны. И как отчаянно, страшно, давясь собственной болью, кричит королева Хайрен.

Вот она - невысокая, хрупкая, одетая в тонкое льняное платье. Из-под растрепанной рыжей челки выглядывают зеленые глаза. Этим глазам известно все, они живут в мире с момента его сотворения. Они догадываются, кем был Создатель. И они точно уверены, что молодой смешливый амайе не подведет ни музыкальное королевство, ни лично Ее Величество.

Вот она, а вот он - худой, как скелет, мальчишка в рваной рубахе и дырявых сапогах. И Хайрен отдает ему самое ценное, что есть у архипелага - огромный, светлый, прекрасный фрегат, пока что безымянный, но вскоре наделенный именем "Белая крыса".

Хайрен отдает ему...

Мильт проснулся, судорожно хватая ртом воздух, и уцепился за краешек гамака. В каюте было полутемно, свеча успела оплыть и растечься желтоватым озером по глиняной подставке. Рядом с ней, наполовину исписанный белобрежными рунами, лежал старый клочок пергамента.

Амайе сделал глубокий вдох, а потом - очень осторожный, растянутый на целую вечность, выдох. Он и предположить не мог, что война, произошедшая в далеком прошлом, снова ему приснится.

Где-то среди сумок с вещами хранились дневники, где подробно описывалось каждое новое событие. Местами там были и гравюры, нарисованные самыми талантливыми солдатами. Мильт хранил их работу, как некоторые хранят сокровища - втайне от тех, кого называл друзьями, предпочитая не вспоминать об их существовании и никогда, никогда не произносить вслух ни одно слово, записанное на потемневших от времени страницах. Сильно потемневших. Еще немного - и от них останется бесполезный прах, не способный с кем-либо поделиться своими секретами.

Первая плиаретская война. Время, когда архипелаг был куда больше, включая в себя не четыре, а десять островов, пускай шесть из них и считались непригодными для жизни. И время, когда герцог, следивший за порядком на землях от Райвела до Отрэ, отказал старшему сыну в праве наследования.

С одной стороны, правильный поступок - вспыльчивый человек не получил власть. Но с другой - огромная ошибка, потому что он ушел на необитаемые острова и построил там новое королевство, окрестив его Клиарной.

Поначалу он царственно игнорировал просьбы королевы Хайрен вернуть ее собственность. Вероятно, он игнорировал бы их до конца жизни, - а человеческая жизнь коротка, - если бы не...

Мильт зажмурился, заново переживая картины столь давних дней, что знать о них могли только представители народа амайе.

...в тронном зале очень тихо, из окон мягкими потоками льется солнечный свет. Королева Хайрен стоит, разглядывая внутренний двор, и нервно перебирает пальцами пояс длинного, до пят, бирюзового платья. Оно удивительно ей идет, выгодно сочетаясь с высокой прической и осанкой, такой идеальной, что Мильту страшно - вдруг она переусердствует, и под напором волнения хрустнет позвоночник?

Хайрен юна. Ей от силы девятнадцать лет, и она еще не умеет спокойно оценивать ситуацию. Многочисленные советники, помощники и доброжелатели сбивают девушку с толку, и ее взгляд беспомощно скользит из угла в угол, по старинным картинам, гобеленам и тканым полотнам.

Но теперь ей приходится решать в одиночку, и амайе терпеливо ждет.