Яцек Пекара - Пламя и крест. Том 1.

– Солёного огурчика? Ветчины? А может, чего-нибудь посытнее? Зразы с кашей? Я сейчас крикну, нам принесут...

Ловефелл покачал головой и перешёл к делу:

– В прошлом году у вас был договор с монастырём Братьев Меча на поставку пива, так ли это?

– Точно, мастер Ловефелл. Очень прошу, зовите меня Генрих. Генри, значит, если угодно.

– Конечно, Генри. Насколько мне известно, в разгрузке поставок тебе обычно помогал один мальчик...

– Ах, этот... – Брандт покачал головой. – Хороший парень. Потому что, видите ли, я лично занимался поставками, чтобы оказать монахам уважение. Парень был работящий, вот я и взял его в помощники.

– Можете ли вы мне что-нибудь о нём рассказать? Кто он такой, из какой семьи?

Брандт ущипнул нижнюю губу.

– Мастер Ловефелл, честно говоря, никому другому я бы этого не сказал, но вам, конечно, расскажу, что знаю.

– Это очень любезно с твоей стороны, – ответил инквизитор. – Я весь внимание.

Трактирщик отпил два глотка вина.

– Скажу прямо: мать этого малыша была ведьмой. Четыре года назад она была арестована и осуждена.

Вот оно как, подумал Ловефелл с удовлетворением, что достиг, наконец, финала дела. Мордимер ведьмин сын. Этого он и в самом деле мог ожидать. Инквизиториуму происхождение его подопечного ничем не мешало. Наоборот: он был рад, что парень унаследовал силу, ибо такие неразвитые, спонтанные способности сулили ему гораздо лучшую будущность.

– Её сожгли?

– Да, сожгли. На Цветочном Рынке. Зрелище было – заглядение.

– Ты там был?

– Был, мастер Ловефелл, там полгорода было. Ибо его мать была известна, ох, известна. Чудная женщина, не один на неё точил зубы... Называли её Прекрасной Катериной.

– Помнишь, как она выглядела?

– Помню, мастер Ловефелл, помню. У неё были волосы настолько чёрные, что аж блестели, словно намасленные крылья ворона. И такие длинные, говорили, что могли окутать её, как плащом. И при этом белейшая кожа... Никогда не позволяла, чтобы её коснулись лучи солнца. Даже в не слишком ясный день служанка всегда носила над ней зонт.

– Ты прекрасно всё запомнил, – усмехнулся Ловефелл.

– Ну что ж, – вздохнул Генри. – И я был в неё влюблён, что тут скрывать. Но эта дама была не для таких, как я. Одаривала отношениями лишь тех, кто имел тугую мошну. А впрочем, даже и этого не хватало. Мало ли богатых купцов к ней подкатывали? Однако она выбирала не только богатых, но и значительных. И даже из них, опять-таки, не так много было тех, кто мог похвастаться, что помешал своим ковшом в её котелке.

– Ведьма-куртизанка, – улыбнулся Ловефелл. – Она, должно быть, была исключительной женщиной.

– И что ей дала эта исключительность? Лишь горстка пепла осталась. – Трактирщик пожал плечами. – Да и красоту потеряла, как наши её схватили. Даже на костёр её везли в капюшоне, потому что, думаю, лицо её было жестоко изуродовано.

– Её везли в капюшоне? – Изумился Ловефелл.

– А кроме того, что, если она кого-нибудь сглазит? – Буркнул Брандт. – Вы сами знаете, мастер Ловефелл, как ужасны могут быть ведьмы, если их довести до крайности.

– Ты прав, Генри, – покивал головой инквизитор. – Скажи мне, слышал ли ты, что потом случилось с её сыном?

– Исчез, мастер Ловефелл. О том, что этот малыш – ведьмин бастард, никто не знал, кроме одного старого монаха, а я как-то случайно услышал, как именно этот монах говорил об этом с аббатом. Ой, взбесился отец Ансельм, как Бог знает кто... Я думал, ему кровь в мозг ударит, так он орал.

Эта история объясняла, почему записей о приёме и уходе парня нельзя было найти в монастырской книге. Просто на всякий случай их вымарали.

– Ты один из нас, Генри, так что поговорим откровенно. – Инквизитор притворился, что не замечает, как при словах «ты один из нас» лицо трактирщика покрывается румянцем гордости. – Сам знаешь, как иногда бывает с ведьмами. Иногда это сумасшедшие, иногда обычные отравительницы, иногда знахарки. А что говорили о Прекрасной Катерине? Она действительно была ведьмой?

– Мастер Ловефелл, я знаю, как бывает, вам не нужно мне этого объяснять. Но насколько я слышал, если уж она не была ведьмой, то ведьм вообще не бывает.

Информация, конечно, требовала проверки источников, так как нельзя было верить слухам и тому, что болтали горожане по трактирам, тем не менее, тот факт, что Катерину считали грозной ведьмой, уже многое значил.

– Может, ты знаешь, кто её выдал?

– Говорили, что Соломон Гриен. – Ловефелл не мог не заметить, что Генри понизил голос, когда произносил это имя.

– Кто он такой?

– Сейчас? Покойник, мастер Ловефелл. Или, скорее, точнее будет сказать, почти покойник. Внутренности у него заживо гниют. Ужасная судьба, мастер Ловефелл, страшная. Так иногда начинает кричать, что его слышат аж на соседней улице.

– Почему же он сам не избавит себя от страданий?

– Грех ведь это смертный... – начал было Генри, но вспомнил, с кем имеет дело, поэтому лишь улыбнулся и закончил другим тоном: – Гриен не покончит с жизнью, потому что до сих пор надеется на выздоровление. Видите ли, мастер Ловефелл, эта болезнь иногда исчезает. На неделю, две, но зато потом возвращается с новой силой...

Инквизитор задумался.

– Мастер Ловефелл? – Напомнил о себе Брандт.

– Да?

– Если вы хотите его посетить, я расскажу вам, как это устроить.

– Буду благодарен. Не знаешь, зачем он это сделал?

– Деньги, что же ещё. Прекрасная Катерина переписала на него дом, загородное поместье и дала на хранение облигации на огромные суммы. Когда её осудили, он всё получил как на блюдечке.

– То есть, всё как обычно, – вздохнул Ловефелл. – Жажда золота, зависть или семейные разногласия. Вот типичная мотивация доносчика.

– Да, да, в последний раз отец донёс нашим на собственную дочь. Два месяца будет, как её сожгли.

– Ну, ну, – только и сказал инквизитор. – Редко встречается искренний священный пыл, не так ли?

– Именно, – ответил Брандт, хотя, видимо, только из вежливости.

– Большинство людей руководствуется странными предрассудками, заставляющими их верить в узы крови или дружбы, но не понимают, что передача своего друга или родственника в руки инквизиторов – самое глубокое проявление любви. Разве нет?

– Я не посмел бы оспаривать ваши слова, мастер Ловефелл, – быстро ответил Брандт.

«Но ты в них не веришь», – подумал инквизитор, – «и поэтому ты всего лишь трактирщик, и единственное, что тебе осталось, это право сентиментально называть инквизиторов «нашими»».

– Возвращаясь к этому Гриену. Кто он, или кем был? Купцом? Советником?

– О нём говорили, что он знает обо всём, что происходит в городе. И что если крыса пёрнет на берегу реки, то старому Соломону через две молитвы об этом доложат.