Яцек Пекара - Пламя и крест. Том 1.

– А чего он хочет на самом деле? К какой цели стремится? – Решил спросить Ловефелл, на самом деле лишь для того, чтобы ван Бохенвальд подтвердил его подозрения.

– И ты знаешь, и я знаю, о чём мечтает Арсанес, и о чём мечтаем мы все. Шахор Сефер, конечно.

– Эта Книга принадлежала мне, – задумчиво проговорил Ловефелл. – Я её написал? – Тихо спросил он через некоторое время.

– Нет, Бога ради! – Искренне рассмеялся Мариус и встряхнулся, обдавая инквизитора капельками пота. – Ты даже на пике своей власти не был настолько силён, чтобы написать Чёрную Книгу. Хотя я признаю, что, как нам известно, ты включил в неё несколько весьма интересных комментариев.

Ловефелл не спрашивал, кто в таком случае написал Шахор Сефер, потому что знал, что ван Бохенвальд скажет ему об этом сам в тот момент, когда посчитает нужным это сказать.

– Если я знал содержание Чёрной Книги, – продолжил Ловефелл, – почему вы его не знаете? Мне казалось, что Нарсес поделился с вами всеми своими знаниями...

Он произнёс эти слова совершенно равнодушным тоном, и на самом деле ответ интересовал его не из-за того, что он сам когда-то был Нарсесом, но лишь из-за того, что ему показалось поразительным, что в Амшиласе не попытались извлечь всё, что знал персидский волшебник. Бохенвальд кивнул.

– Это правда, мастер Ловефелл. Нарсес изучал знания, содержащиеся в Чёрной Книге. Мы не думаем, однако, что он до конца изучил её секреты. Шахор Сефер – это как лабиринт, в котором может заблудиться даже искушённейший разум. Хуже, что в потайных комнатах этого лабиринта спрятаны бесценные сокровища, так искусно смешанные с бесполезной рухлядью, что часто не удаётся разобраться, что есть что. Разговаривая с Нарсесом, мы не изучили Чёрную Книгу. Мы изучили лишь то, что он из неё понял. А это может быть огромной разницей, мастер Ловефелл. Ба, мы уверены, что это огромная разница.

Инквизитор понимал эту точку зрения. Произведения колдунов или алхимиков часто действительно напоминали не столько, может быть, лабиринт, сколько разбросанные кусочки мозаики. Из них можно было составить много картин, но лишь некоторые становились настоящими произведениями искусства.

– Быть может, это сокровище не столь ценно, как все думают... – буркнул инквизитор.

Тот факт, что все уделяли так много внимания Шахор Сефер, ба, даже тот факт, что он сам, будучи ещё Нарсесом, по-видимому, ценил это произведение, не сбивало Ловефелла с толку. История знала много примеров, что даже мудрецы совершали дорого стоящие ошибки, давая себя обмануть подделками и фантасмагориями.

Мариус похлопал его по плечу.

– Об этом уже не волнуйся, Арнольд, – сказал он с широкой улыбкой. – А решения о том, что является зерном, а что плевелами, оставь принимать другим.

– Конечно, Мариус, – немедленно согласился Ловефелл.

– Есть те, кто ищет Шахор Сефер, чтобы её уничтожить, как также есть и те, кто охотно похитил бы парня, если бы они только знали, что он является хранилищем для Чёрной Книги. Поэтому нам нельзя никоим образом показать, что бастард Катерины интересует нас сильнее, чем это было бы в случае одарённого молодого инквизитора.

– А если он умрёт? Что будет с Книгой?

Бохенвальд развёл руками.

– Признаюсь честно, Арнольд, что в этом вопросе нас обуревают споры и сомнения. Я считаю, что Книга не исчезнет, ибо она слишком сильна, чтобы просто испариться, словно плевок на песке. Есть также люди, которых я считаю умными и достойными, утверждающие, что Шахор Сефер погибнет вместе с последним ударом сердца бастарда Катерины.

Ловефелл вспомнил, что когда он задал вопрос, должен ли он убить Мордимера, чтобы добыть Книгу, ведьма пришла в ужас. Она кричала, что Книга пропадёт вместе с хранилищем. Было ли это правдой, или Роксана всего лишь верила, что именно так и произойдёт?

– Почему бы не закрыть парня в Амшиласе? – спросил он. – Пусть сидит в келье, пока мы не найдём способ добыть Шахор Сефер.

– Найдём? – Злобно фыркнул ван Бохенвальд, сильно акцентируя последний слог. – Я не слышал, чтобы тебя приглашали к участию в раскрытии этой тайны.

– И люди, и вещи меняются, – поучительно ответил Ловефелл.

– Наверное, – сказал толстяк без убеждённости в голосе. – А что касается твоего вопроса, Арнольд, то, к сожалению, так поступить мы не можем. Мы можем только позволить ему жить нормальной жизнью. Обучить его настолько, чтобы он мог позаботиться о собственной безопасности, и издалека наблюдать за его поступками. Иногда ему помогать, если ситуация действительно этого потребует.

Ловефелл понял, а может, скорее, ему показалось, что он понял, что на самом деле имел в виду ван Бохенвальд. Мордимера не хотели закрыть в Монастыре, потому что, видимо, люди, желающие уничтожить Шахор Сефер, принадлежали также и к Внутреннему Кругу. Инквизитора не волновали внутренние разногласия в самом сердце Амшиласа, но он знал, что такие разногласия есть. Ему было плевать, пока они не препятствовали осуществляемой им миссии.

Толстяк посмотрел на Ловефелла, как будто читал его мысли. Инквизитор не думал, чтобы это было возможно, но не мог избавиться от ощущения, что во время каждого разговора с ван Бохенвальдом в его разума что-то пытается проникнуть. Что-то столь юркое и незаметное, как змея, скрытая в зарослях. Он не видел саму змею, а о его присутствии мог предполагать только по тому, что заметил почти неощутимое движение листков и стеблей. Это не было приятным ощущением, но Ловефеллу было нечего скрывать, ибо он выполнял свои обязанности так, как ему приказывали разум и совесть. Может быть, он зашёл слишком далеко, поддавшись любопытству, но разве не в раскрытии секретов в числе прочего заключалась его миссия?

– Ты помнишь наш разговор? О башне, которую напоминает Инквизиториум? – заговорил ван Бохенвальд.

Он даже не ждал ответа, будучи уверен, что Ловефелл не забыл этих слов.

– Так я вежливо приглашаю вас на немного более высокий этаж, мастер Ловефелл. – Он встал со стены с громким пыхтением и протянул инквизитору жирную, унизанную перстнями руку, и тот схватил её после почти незаметного колебания. Краем глаза он заметил только, что губы ван Бохенвальда шевельнулись, будто толстяк произносил какие-то слова, но потом не смог уже больше ничего увидеть, ибо почувствовал удар крови в голову и потерял сознание. Сознание вернулось вместе с кислым вкусом рвоты и головокружением.

Он стоял на коленях под стеной, и как раз на эту стену вываливал остатки съеденного сегодня завтрака.

– В первый раз всегда проблемы, – услышал он сочувствующий голос Мариуса.

Ловефелл повернул голову и увидел толстяка, который стоял всего в нескольких шагах от него, вгрызаясь в сочную грушу. Инквизитор увидел сок, текущий по пальцам ван Бохенвальда, и ему опять стало плохо, однако на этот раз он удержался от рвоты. Он встал и, вероятно, рухнул бы обратно на колени, если бы его не поддержала сильная рука товарища.