Сергей Копылов - Калтонхолл [СИ]

Все это было настолько туманным, что Реджинальд отчаянно искал иной путь. Ему удалось оторваться от наместника, и он не хотел идти обратно к нему в лапы, не удостоверившись, что это единственный выход. У него промелькнула слабая надежда переждать основную атаку в где-нибудь в доках или даже попытаться перебраться за Лоссен. Он решился высказать свои предложения Сетту, но тот отнесся скептически:

- Прочешут эти твари доки вдоль и поперек. Они живых чуют за версту, сам видел.

- Может, тут лодки где остались?

- Глядишь, у дальних наших пирсов и остались... - нахмурив лоб ответил ратник. - Да добраться-то как? Туды как бы не далече, чем до ворот, а я с ногой-то...

- И то верно... - вздохнул Реджинальд.

- Разве что повыше забраться да оглядеться стоит? - спросил Сетт, продолжая тему.

На сей раз головой покачал Реджинальд:

- Дюже рискованно, а надобности особливо нет. Где враг - и так ясно, а остальное... Неужель ты город родной не упомнишь?

- Не родной. - не к месту напомнил ему Сетт. - Эх, тогда к воротам почесали, не ровен час застигнут нас.

Они молча прошли еще пару складов и выбрались на дорогу, сворачивающую к главной улице и воротам. Едва они ступили на нее, Реджинальд краем глаза заметил какое-то движение в оставшихся позади переулках. Он встрепенулся и незамедлительно выхватил меч, выскальзывая из-под руки Сетта.

- Что... - насторожившись, заговорил было тот, но сотник лишь шикнул и развернулся.

- Там! - шепотом указал ему сотник, убедившись, что тот занял верную позицию у него за спиной. Послышалось напряженное дыхание наемника, но, похоже, он ничего не видел.

- Где же? - испуганно озираясь по сторонам просипел Сетт, припадая на правую ногу и морщась от боли. Меч дрожал в его руке, указывая то на один проход, то на другой.

- Выше! - ткнул острием меча на крышу склада Реджинальд.

Сетт вытянул шею и поднял голову. Сотник резко развернулся и вонзил меч аккурат в его обнажившееся над воротником доспеха горло. Наемник харкнул кровью и захрипел. Его рука с мечом дернулась в сторону Реджинальда, но тут же была перехвачена у запястья. Сотник довернул меч и свалил Сетта на землю, придавив коленом в грудь и налегая на меч свом весом. Умирающий Сетт мелко забился под ним, скребя землю ногами. Он поймал полный изумления и ужаса взгляд наемного клинка, но хладнокровно перенес его, не моргнув глазом. Реджинальдом двигали не эмоции, а лишь холодный расчет, и он не чувствовал ни ненависти, ни злобы - только необходимость так поступить. Тем не менее, когда наемник перестал подавать признаки жизни, сотник опустил забрало его шлема, не желая видеть последний осуждающий взгляд мертвых глаз.

Разведчик вытащил меч из тела, вытер его о траву поблизости и побежал в сторону доков. Он уже рассматривал вариант с побегом через Лоссен, но не осуществлял его, ибо не умел плавать. Даже на службе у Кендалла он не сумел преодолеть детский страх перед водой - он едва не утонул, когда ему было лет пять, и с тех пор он терял контроль над собой и начинал задыхаться, если вода доходила ему хотя бы до шеи. Отец, вместо того, чтобы учить его плавать, избивал каждый раз, когда Реджинальд отказывался лезть в воду. Это не раз становилось проблемой во время вылазок его сотни, но разведчик ничего не мог с собой поделать. Оставалось лишь уповать на то, что удастся раздобыть лодку, но после побега Хазора шансов на это не было. Теперь же, когда всем не до него, на такой исход уже стоило рассчитывать.

_____________________________________________________________________________

Очнувшись, Роб долго не мог понять, где он и что вообще происходит. Казалось, он пробыл в забытьи целую вечность. Он лежал в грязном переулке на чем-то твердом и холодном, какой-то камень впивался ему в грудь, а все тело ныло и на каждое малейшее движение отзывалось болью. Воняло гарью, помоями и чем-то кисловатым. Перед глазами все плыло, а в затуманенном разуме крутилась лишь одна дикая мысль: "Я жив?" Он застонал и попытался перевалиться на бок, слезая с проклятого камня, врезавшегося в грудь. Железный лист под ним скрежетнул, рабочий увидел рассыпанные вокруг желтоватые обломки костей. Камень, что так досаждал ему, оказался его собственной булавой, вдавленной в грязь. Чувствуя на лице что-то постороннее, Роб провел по нему тыльной стороной ладони. На рукаве осталась кровь. Голова! Ему досталось мечом по голове, точно же. Рыжий попытался ощупать рану, но вскрикнул от боли, едва прикоснулся к тому месту. Над ухом оказался какой-то липкий мягкий комок, и Роб немедленно отдернул руку, но боль почему-то не прекратилась, а перетекла в ладонь, словно он зачерпнул ее рукой. Не понимая, он поглядел на свои руки. Ладонь правой пересекал глубокий порез, а пальцы на ней саднили. Мизинец вообще посинел и не сгибался. Левая же вовсе не слушалась. К ране на плече добавилось рассеченное запястье, пропитавшийся кровью рукав стеганки свисал вниз, словно лоскут. Роб начал вспоминать: нежить в переулке, бой со скелетом в доспехах, вспышка ярости... Как же давно это было...

- Да чего ж ты разлегся!? - ворвался в его голову звонкий голосок, заставив вздрогнуть. - Помоги же!

Рабочий с удивлением обнаружил, что в переулке он не один. Кричащая на него девочка склонилась над женщиной в зеленом платье, которая лежала у противоположной стены, согнувшись в три погибели. Рядом с ними стоял мальчишка Марлин, а Джейн все так же тщетно пыталась заткнуть собственного ревущего ребенка. До Роба дошло, что он провалялся без сознания совсем недолго. Он с большим трудом поднялся на ноги, держась за бревенчатую стену, и его голова закружилась так, словно весь мир зашелся в хороводе.

- Мамочка... - протянул Марлин, дергая Эльзу за плечо, но та ответила лишь протяжным, пробирающим стоном.

- Мама, идти надобно! - вторила Берта.

Усилием воли преодолев головокружение и тошноту, Роб кинул взгляд на свернувшуюся на земле женщину. Подол Эльзиного платья набряк и напитался кровью, под нее тоже натекла целая лужа, быстро смешивающаяся с грязью. Бледное, почти белое лицо, искаженное мукой, выглядело так жутко, что Рыжий поежился. Он шагнул туда и попытался помочь Берте поднять мать, но сам едва не упал в новом приступе слабости. После нескольких попыток им удалось прислонить Эльзу сидя к стене. Она уже не просто стонала, а натурально визжала от боли, на лице ее выступила крупная испарина. Когда Роб увидел ее спереди, он чуть вновь не лишился сознания. Живот Эльзы был распорот наискось, из чудовищной раны вывалились внутренности, словно тряпье из рваного тюка. Она тщетно зажимала их вымазанными слизью и кровью руками, как будто желая засунуть обратно. Даже скудных познаний Роба хватило, чтобы понять, что долго она так не протянет. Понимала это и сама Эльза. Подняв измученное лицо к дочери она сдавленно проговорила: