Блейк Чарлтон - Чарослов

— Магистр, мы столкнулись с доселе невиданным нашествием книжных червей. Защитные чары вокруг Звездной академии — едва ли не самые прочные в мире, и все же этим заклятиям каким-то образом удалось проникнуть внутрь и захватить четыре библиотеки. Черви уничтожают бесценные манускрипты один за другим. — Старуха покачала головой. — Они обладают третичным восприятием и написаны на странном языке, неуязвимом для любых мер воздействия, кроме самых разрушительных. Ясно одно: колдун, который их создал, прекрасно разбирается в вопросах текстового интеллекта.

— Текстового интеллекта? — повторила Амади. Специальность Шеннона!

— Вот именно, — продолжила декан. — Пока мы не остановим заражение, мне понадобятся все свободные стражники до единого. Нельзя допустить, чтобы иностранные делегаты увидели, какой хаос здесь творится. На карту поставлена честь академии!

Словно в подтверждение ее слов, на дальнем мосту расцвел огромный серебряный шар. Миг спустя библиотеку сотряс жуткий грохот, похожий на раскат грома.

Амади вздрогнула.

— Да, магистр, сию же минуту.

Но ее собеседница уже стремительно удалялась в направлении взрыва. Свита из библиотекарей поспешила следом.

Амади повернулась к секретарю.

— Разбуди спящих авторов и отмени все задания, кроме самых важных. Пусть срочно отрапортуют декану.

Кейл вскинул брови.

— А как же Барабанная башня и магистр Шеннон?

Амади тяжело вздохнула.

— Пусть двое следят за Шенноном, остальную охрану — с Барабанной башни и апартаментов лингвиста — снимите. Позже мы их вернем.

— Будет сделано, магистр, — сказал Кейл и выбежал из библиотеки.

Странным образом Нико знал, что спит и видит сон.

Вокруг него разворачивался туннель из серых и черных рун — нескончаемая и бессмысленная вереница начертанных кем-то строк. Он шел вперед под круглым сводом. Откуда-то сверху прозвучал голос магистра Шеннона: «Не понимаю… Черепахи?» Потом его собственный: «Взгляните, тот же узор из шестиугольников… — неразборчивый гул и последнее слово — …панциря».

Голоса стихли, сменившись серией ритмичных постукиваний.

Вдруг Нико понял, что стоит в пещере из недавнего кошмара: тот же низкий потолок, серая земля, черный каменный стол, а на столе — тело в белых одеждах. И та же рука в перчатке сжимает изумрудную слезу.

Он заметил лишь одну новую деталь: позади черного стола теперь находился каменный обелиск, высотой в человеческий рост, а шириной — с круп лошади. Вдоль всего монумента — от верха до основания — струились три вертикальные волнистые линии.

Из-под земли, качаясь от дуновений неощутимого (по крайней мере, для Нико) ветерка, пробивались белые вьющиеся стебли. Пустив покрытые бледными листочками ростки, стебли плюща начали переплетаться. В мгновение ока пол покрыл густой, по колено, ковер из разросшегося плюща-альбиноса.

— Я был его рабом, — пророкотал чей-то тихий голос. Казалось, он доносится со всех сторон. — Я зарезал его и утопил в реке. — Голос стал громче. — Я зарезал демона!

Нико попытался бежать — не вышло: лодыжки обвил бледный плющ. Попробовал крикнуть — гортань засаднило, и из пересохшего горла вырвался лишь протяжный свист. Он потянулся вниз, чтобы расправиться с опутавшими ноги сорняками, и застыл на месте: его ладони были покрыты шестиугольными, словно на черепашьем панцире, пластинами.

Внезапно тело Нико — от кончиков волос до пальцев на ногах — перестало его слушаться; замурованный в толстом черном панцире, юноша мог пошевелить разве что глазами да веками.

— Я ЗАРЕЗАЛ ЕГО И УТОПИЛ В РЕКЕ!

Слепящий алый свет окутал какографа. Панцирь раскололся, и каждую мышцу пронзила нестерпимая боль.

Подняв глаза, Нико увидел, как вокруг изумруда начала расти световая сфера с желтоватыми, подернутыми дымкой краями и пылающей зеленой сердцевиной.

Камень, поначалу довольно тусклый, разгорался все ярче и ярче — пока наконец не испепелил пещеру со всем ее содержимым, оставив Нико висеть в воздушной яме…

В тот же миг над головой юноши распростерлось голубое небо, а под ногами — сочное разнотравье долины. Склон холма с купами вековых дубов спускался к широкому пруду с зацветшей водой. Нико узнал и место, и даже время, куда перенес его сон: весенний денек на остроземском лугу рядом с крепостью отца.

Посреди луга на расстеленном поверх травы потрепанном одеяле сидели двое: маленький мальчик и редкой красоты женщина. Белоснежная кожа с едва заметной россыпью веснушек, ясные каре-зеленые глаза над вздернутым носиком, тонкие губы, точеный подбородок… Однако больше всего восхищенных взглядов, несомненно, привлекали роскошные волосы цвета меди: густые и длинные волнистые локоны ниспадали на плечи и растекались по спине жидким золотом в отблесках солнца.

На коленях у красавицы лежала раскрытая книга — Нико сразу узнал рыцарский роман. Ее губы двигались: женщина читала вслух. Юноша с удовольствием бы ее послушал, но увы: в этом сне отсутствовали звуки.

Мальчик был на вид лет восьми, с длинными черными волосами и смуглой кожей. Пронзительные зеленые глаза не отрываясь смотрели на женщину…

Женщину звали Эйприл, мальчика — Никодимус. Этот сон больше походил на воспоминание. Видение из далекого прошлого, когда лорд Северн, отец Нико, счел нужным дать своему незаконнорожденному сыну достойное образование. Так в замке появилась Эйприл — якобы в качестве гувернантки, хотя вся округа знала, что по ночам лорд наведывается в спальню к наставнице сына.

Из Эйприл вышел неплохой учитель, хотя упорства ей явно не хватало. После дюжины тщетных попыток научить мальчика чтению она смекнула, что от ее уроков нет никакой пользы, и начала читать ему вслух свои любимые книги. Подобно большинству уроженок Дорна, Эйприл обожала рыцарские романы. И само собой, это увлечение оказалось заразным: первая же история о прекрасных девах и жутких чудищах поразила юного Нико в самое сердце.

Видение стало расплывчатым. Образы Эйприл и маленького мальчика заволокло мерцающей дымкой. Теперь Нико увидел себя десятилетним: иногда он читал самостоятельно, но чаще рядом находилась Эйприл, которую он постоянно о чем-то просил.

Память услужливо восполнила оставленные сном пробелы. Эйприл (возможно, в первый и последний раз в жизни) повела себя практично: заметив, что Нико не на шутку увлекся рыцарскими романами, она все реже и реже читала ему вслух. Ссылаясь на усталость, она намеренно обрывала рассказ — по возможности, на самом волнующем месте.

Юный Нико сгорал от желания узнать, что же там дальше, но чтение давалось ему с трудом: он осиливал слог за слогом, в час по чайной ложке. И порой путал одержимость очередным романом с неудовлетворенным желанием, которое его охватывало при взгляде на тело гувернантки.