Владимир Пекальчук - Предай их всех [СИ]

Безжалостный истязатель приблизился:

— Здравствуй, граф. Хорошо ли спалось?

В ответ — хрип пересохшей, полузадушенной глотки. Палач чуть ослабил веревку, достал флягу с водой, влил своей жертве в рот.

— Так лучше?

Граф с ненавистью смотрел в прорези колпака, в глаза заплечных дел мастера.

— Что еще тебе нужно, палач? Я оклеветал себя, я оклеветал множество достойнейших людей! Отличная работа, браво! Королю все мало? Кого еще я должен оклеветать, чтобы это закончилось?!

Палач пододвинул себе стул и сел напротив.

— Никого. Я с тобой уже почти закончил.

— Слава Арианту, или тому демону, которому ты поклоняешься, ублюдок… Окажи милость. Когда меня не станет — передай королю мои последние слова…

— Какие?

— Пусть остерегается нового покушения… Сколько бы невиновных он ни запытал до смерти — настоящие заговорщики никуда от этого не денутся!

— Хе-хе… Король не знает, что ты оклеветал других. Я сказал ему, что ты упорно не желаешь выдавать своих сообщников. Вижу в твоих глазах непонимание, граф… Мне просто очень нравится тебя мучить.

— Больной садист, ублюдок! — прохрипел узник.

Палач покачал головой:

— Ничуть. Я ждал нашей встречи тридцать лет, граф, тридцать долгих лет. Впрочем, радуйся: я насладился твоими страданиями сполна.

— Да что же я тебе сделал, сукин ты сын?!

— Ну да, граф, ну да, я знал, что ты меня не вспомнишь. Куда уж тебе.

В молодости графу случалось путешествовать, кутить и куролесить, но он не помнил за собой ничего дурного. За всю жизнь, куда бы она его ни носила, его даже на дуэль никто никогда не вызвал, не говоря уже о том, чтобы помнить зло тридцать лет.

— Кто ты?!

Палач вздохнул.

— Давай поиграем в угадайку. Если ты меня вспомнишь — я передам твои слова королю. И даже оправдаю тебя перед ним. Видишь ли, граф, мы с тобой двое точно знаем, что ты невиновен. Ведь подставил тебя не кто иной, как я.

— Ты?!!

— Угу. Это было просто. Скопировал твой голос и манеру речи, скопировал твой перстень с редчайшим ониксом, твой ястребиный нос слепил из глины… В темноте нанятые мною убийцы запомнили все эти черты. Потом я оказался подле короля в момент покушения, именно я его спас. Это я сделал так, чтобы двое убийц остались в живых. Они-то и выдали тебя, назвав все мои — а точнее, твои приметы. И вот мы оба здесь, тридцать лет спустя после первой встречи. Так что за короля не волнуйся: целью заговора изначально был ты, а не он.

— Кто же ты, демон?!!

— Никак не вспомнишь? Ладно, я расскажу тебе одну историю. Однажды, тридцать лет назад, в одной неблизкой стране, по дороге из одного города в другой шли двое бездомных, отверженных бродяг. Отец и его подросток-сын. Они ходили по свету, куда глаза глядят, и просто искали работу, но никто не желал иметь с ними дела, если только очень сильно не донимали хищники или разбойники. В общем, несладко им жилось, хоть они двое лично ничем не заслужили такого. И вот идут они себе, идут, а навстречу им — ты со своей свитой. И когда ты увидел их, то закричал слугам: «глядите, да это же дроу! Давите их конями!!». Теперь вспомнил?

— Ты?..

Палач стащил с головы колпак, его белые волосы рассыпались по плечам, обрамляя длинное изящное лицо темного эльфа.

— Да, граф, я.

— Проклятое чудовище!

Дроу невесело кивнул и наклонился ближе:

— Да, чудовище. С одним уточнением: я твое чудовище. Ты сделал меня таким, каким я стал. Не ты один, конечно, подобных тебе было множество. Вы, люди, сделали меня кровожадным убийцей. Что бы ты ни воображал себе о дроу — я покинул Подземье, когда мой возраст соответствовал четырнадцатилетнему подростку, по вашим меркам. Я никогда до этого не видел людей, я никогда не делал вам зла. Я не умел вас ненавидеть по-настоящему — меня научили вы. Мы с отцом пытались жить по вашим законам — вы травили нас собаками. Мы пытались быть полезными — а вы бросали в нас камни. Вот и ты туда же. Давить нас конями? За что? Мы и в мыслях не имели ничего дурного — просто искали работу, хочешь верь, хочешь нет. Я еще тогда хотел мстить вам за все, но мой отец был против. Теперь отца нет — в этом я усматриваю именно людскую вину — и мои руки развязаны.

— Почему я?! — в отчаянии простонал граф. — Почему я?! Ведь вы же ушли от меня шутя, убив двоих слуг… И только из-за этого ты ждал тридцать лет?!!

Дроу негромко засмеялся:

— Так и есть. Впрочем, я не сидел сложа руки. Помнишь год, который в Далмаде так и назвали — «год пожаров»? Это я. И великий пожар в Ламедии, унесший тысячи жизней — это тоже я. И многие другие, граф, многие другие. И знаешь, что самое странное? Что ни в поселках, которые я сжег, ни в Ламедии, ни в других местах, где я оставил свой кровавый след, никто не связал ужасную трагедию, там произошедшую, с двумя обездоленными дроу, которых всего лишь несколько лет до этого травили собаками и забрасывали камнями. Никому даже в голову не пришло, что тридцать с чем-то сгоревших деревень — это месть смертного, а не божья кара или стечение обстоятельств.

Граф слушал все это молча, понимая, что бесполезно просить прощения и пощады, пытаться откупиться. Он всегда знал, что дроу — ужасны и жестоки, и вот теперь сам стал жертвой одного из них. Ведь стоило тогда просто молча проехать мимо… А теперь дроу — при дворе короля, и можно только догадываться, какая беда нависла над всеми, ведь грядущую трагедию граф уже не увидит.

— В общем, прощай, граф. Уж не обессудь — плаха для тебя слишком легкая смерть, я веревку немного накручу, чтобы ты задохнулся медленно и в муках, а король подумает, что из-за моего недосмотра ты умудрился задушиться, дабы не выдать других заговорщиков. Но знай, что я, хоть и дроу, всегда держу слово, вопреки всему, что о нас рассказывают. Так и быть, будем считать, что это ты меня все-таки вспомнил, а не я подсказал. Как и обещал, я обязательно расскажу королю, что ты был невиновен… перед ним. Но, конечно же, не сразу, хе-хе, а когда придет время.

И он принялся крутить ручку, натягивающую веревку на горле графа.

Сэр Ладай Борц, старший храмовник, имел все причины гордиться собой. Поднялся из самых низов, пробился в орден храмовников Велькиона, дослужился до сержанта, слегка разбогател: бедных храмовников свет еще не видывал, хвала Велькиону и великому магистру, ну и королю тоже. Потом был произведен в рыцарский ранг, женился на купеческой дочке — мало того, что с приданым, так еще и собой ничего, хоть и глуповата слегка. Затем — старший храмовник, и это в неполных сорок. Как тут не гордиться?

Само собой, что такую карьеру Ладай сделал не на ровном месте и не за красивые глаза. Он всегда и у всех был на хорошем счету, и у магистрата, и у товарищей, и у непосредственных командиров. Честный, прямолинейный — ложь есть зло, учит Велькион — покладистый, надежный, репутация безупречна, недостатков нет. За всю службу — почти двадцать лет — Ладай даже ни разу не выпил до нетрезвого состояния, всегда и в любой момент готов обнажить меч во славу Велькиона, даже находясь на отдыхе. Не то чтобы он не любил вино — напротив, еще как любил, особенно хорошее, потому что в юности оно было ему не по карману. Вот только сумев чудом и помощью Велькиона пробиться в орден младшим послушником, Ладай понял: дисциплина тут просто железная. Репутация и послужной список — все, без этого любой храмовник — просто кусок дерьма в глазах остальных. Так что с мечтой пить хорошего вина вволю пришлось распрощаться, и Ладай пожертвовал ею легко: слишком многого стоит статус храмовника, слишком легко этот статус потерять.