Владимир Пекальчук - Предай их всех [СИ]

Сознание не покинуло старшего храмовника. Ладай хорошо видел, как убивают его людей, как чья-то верхняя половина тела пролетает над ним, как один из гигантов легким движением выламывает даже не дверцу — а просто одну стенку клетки. Эти трое точно не орки — просто потому, что так не смогли бы даже дети степей.

Тут Ладай внезапно встретился взглядом с одним из этих троих и поразился неистовой силе нечеловеческого внутреннего света, исходящего из его вроде бы человеческих глаз. Кто бы это ни был — он не человек и не орк, но что-то гораздо более чуждое и страшное. Чудовище.

Храмовник уже попрощался с жизнью, но тут монстр потерял к нему всякий интерес. Троица, забрав чернокнижника, повернулась и пошла обратно.

Ладай с трудом поднял голову и оглядел образовавшуюся бойню. Из его людей не уцелел никто, и теперь ему предстоит как-то добраться с переломанными ребрами до ближайшего селения, чтобы передать ужасную весть.

На землю Зоданги пришел новый враг, чужой, непонятный и страшный.

Вот он и дома. Желторотый юнец, так и оставшийся ребенком в двадцать три, покинул столицу в начищенных до блеска доспехах под походный марш и летящие из толпы пожелания удачи, всего месяц спустя обратно вернулся воин с повязками на руке и голове. Сталь брони покрыта пылью дорог и отметинами вражеских ударов, тело — парой ран, душа — смертями друзей и недругов. Двадцать девять дней войны превратили Кархада Вэйла ап Карлайла из мальчишки в покрытого кровью и славой воина и командира. Двадцать девять самых черных дней в его короткой жизни. Двадцать девять дней, которые он будет помнить в мельчайших подробностях до самого конца несмотря на все попытки забыть, а два из них, проведенные у моста через Ваарду, будут сниться ему в кошмарах. До самой смерти.

Встречать возвращающееся войско, если там можно назвать горстку выживших и отряд сопровождения, вышел весь столичный простолюд. Под ноги коней летят цветы, в воздух влетают тысячи шапок, но Кархад Вэйл, барон Карлайл, этого не видит, слезы мешают. Эти люди, радостными криками приветствующие победителей, никогда не узнают, чего стоила Кархаду эта победа. Два пальца на левой руке и ухо — ничто. Он уходил на войну в толпе друзей, а возвращается один. Все остальные, вместе с тремя сотнями других достойнейших людей, знатных и простолюдинов, лежат под высокой каменной могилой на берегу Ваарды. У моста, который все они поклялись не отдать — и не отдали.

Что ж, теперь армия генерала ан Кагэмара на той стороне, ждет репараций от ублюдочного ханнайского короля, слишком трусливого для честной битвы и позорно капитулировавшего, а Кархад вместе с остатками третьего тяжелого эскадрона, погибшего почти в полном составе, но решившего исход войны, возвращается домой. Было их триста пятьдесят вначале. Когда враг, отчаявшись захватить и сжечь мост, бросился наутек — оставалось четырнадцать. Безумно дорогая цена за бревенчатую конструкцию, но вполне сносная за молниеносную победу. Не выстоял бы третий тяжелый — потери кампании были бы куда больше.

Ворота королевского замка распахнуты настежь, король встречает лично, и весь двор вместе с ним. Кархад неуклюже спешивается и, хромая, идет к королю, он — единственный выживший из благородных, потому право возглавить шествие досталось ему.

Рыцарь подошел к королю и преклонил колено.

— Мой король, мы обещали вам не возвращаться без победы. И вот мы здесь, хоть и не все.

— Меньшего от сына твоего отца я и не ожидал, — ответил Дэнбар Третий, — встань, Кархад, сын Кэлмара, и вы, все остальные, встаньте. Это не вы должны кланяться.

По его знаку все — и весь двор, и многотысячная толпа — низко поклонились горстке героев.

Жизнь наладится, Кархад верил в это. Когда-нибудь. А пока у Талсидонии масса проблем и, значит, у Кархада, верного слуги короля и отечества, их тоже масса. И он примется за их решение, как только оправится от ран, а если приказ придет раньше — значит, раньше. Но вот прямо сейчас ждет пир, а затем и бал в честь победы. Можно не сомневаться, что героем дня будет именно он, Кархад, так как он единственный благородный представитель победоносного войска, вернувшийся с войны: армия Кагэмара вернется с грузом дани нескоро, остальные тринадцать героев — простолюдины, четверо будут пировать на всенародной гулянке на главной площади столицы, остальные девять, получив щедрую награду, испросили позволения вернуться по домам, к своим семьям. Кого из них посвятят в рыцари, кому пожалуют эсквайра, кого просто повысят в звании и определят в гвардию, чьей семье какая награда за утрату героя-кормильца полагается — это король будет разбираться после, на холодную голову, когда Кархад напишет доклад. А пока вся столица, да и вся страна ликует. Все, с угрозой ханнайцев покончено, набегов больше не будет, а ублюдки на ханнайском троне на много поколений запомнят, что с Талсидонией связываться — себе дороже.

Молодой рыцарь дернул за колокольчик, вызывая камердинера и целительницу. Целительница, к слову — дочь леса, ее магия за несколько часов оставила от кровоточащих ран ноющие, но зажившие рубцы. Будь она там, у моста — домой вернулось бы не четырнадцать, а не меньше тридцати, очень многим не хватило совсем чуть, чтобы выжить. Но увы, эльфы не желают принимать участия в войнах людей, хоть и живут на их землях. Конечно, Кархад прекрасно понимал: им не резон. Они не подданные талсидонской короны, свои леса территорией любого человеческого королевства не признают, и с ними поспорить об этом — тоже чревато. Должно быть, просто зависть. Живут себе в своих дремучих чащобах, изредка посещая города людей, чтобы продать целебные мази, волшебные амулеты или собственные магические таланты, и за семьсот лет жизни им может горя выпасть меньше, чем Кархаду — за три дня. Впрочем, мирная жизнь эльфов куплена их предками дорогой ценой, Кархад знал и это, и то, что люди за войны с длинноухими платили еще дороже.

Оделся с помощью слуги, а пока целительница снимала повязки и производила последние манипуляции, двое лакеев притащили бадью для умывания. Спал долго, весь вчерашний день, как вернулся, всю ночь и снова до вечера. Самочувствие вполне ничего так, есть хочется жутко, но сейчас пир, а потом силы и на бал хватит. А на балу он увидит ее высочество Мирдану… Давно не виделись, полгода уж прошло, но еще вчера старый Паттус сообщил: молодая госпожа вернулась из летней резиденции, куда отец отослал ее на время войны.

Кархад бросил в зеркало еще один взгляд на свое лицо и горестно поморщился: обрубок уха его, прежде весьма недурственного собой, не красит. Ну и плевать, отметины войны он будет носить с гордостью.