Владимир Пекальчук - Предай их всех [СИ]

Размышления Торубаэля прервал товарищ, сделав безмолвный знак: «слышишь?».

Он прислушался и кивнул. Лязг металла, очень похожий на звон брони, скрежет металла о металл — все это доносилось со стороны опушки, причем не точечно, а с достаточно широкого пространства перед стражами. Похоже на большой отряд или колонну, к тому же звук становился все громче и громче.

Торубаэль взмахнул рукой, передавая в обе стороны по цепи команду подготовки к бою. Кто бы это ни был, его ждет большой сюрприз. Эльфы занимали позиции, прячась за стволами вековых деревьев.

Звон и лязг стремительно нарастал, к этим звукам добавился треск, словно огромный железный медведь ломится сквозь кустарник. Видимость в густом лесу невелика, что эльфы всегда мастерски использовали против людей, однако в этот раз случилось наоборот.

Когда между деревьями начали мелькать исполинские фигуры в чудовищных доспехах, Торубаель понял, с кем им придется иметь дело. Что обескуражило его еще больше, нежели сам противник — так это его боевое построение.

Глупые людишки, пытавшиеся воевать против эльфов, всегда совершали одну и ту же ошибку: привыкшие драться толпой на толпу, они старались и в лесу поступать так же. Но плотный строй в густой чаще неизменно приходит в беспорядок, а беспорядок сменяется толчеей и паникой: люди не выносят хаоса, ведь каждый из них сам по себе ничего не стоит. Человечек сражается, только чувствуя слева и справа от себя своих товарищей, но стоит чувству локтя пропасть — и эти полуживотные неизменно оказываются в ужасе. Упорядоченный строй в их понимании — признак того, что все идет по плану, если строй распался — значит, все пропало… Люди, что с них взять?

С точки зрения эльфа или орка, битва есть хаос. В ней не может быть порядка, ведь она сама есть противоположность порядку. Именно в хаосе сражения проявляются лучшие черты воина, именно в нем оттачивается мастерство, именно тут больше всего значит личная доблесть. Но у людей мастерства как такового не бывает, потому что десятков и сотен лет на обучение и тренировки у них нет. Напротив, всякий король или граф, навербовав рекрутов в свое войско, стремится как можно быстрее научить их простейшим неуклюжим движениям, построить их в большую ватагу ровными рядами и швырнуть против другой такой же неумелой оравы. Именно поэтому единственный способ боя людей — противопоставить умелому врагу слаженные совместные действия. Это, безусловно, работает, но только пока строй не смешан и не разбит. Стоит внести в ровные ряды человеческого войска хаос и беспорядок, как сражение превращается в резню.

Но в этот раз все с самого начала пошло по-другому.

Громадные воины, громыхая броней, неслись во весь опор таким же строем, какой предпочитают эльфы, редкой цепью. И уже по одному этому признаку Торубаэль определил: в этот раз ему противостоит враг, который тоже делает ставку на личное мастерство каждого бойца.

Он прижал к губам боевой рог и протрубил боевой сигнал. Стражи Старшего народа бросились вперед в молчаливой сосредоточенности. В бою мастерства против мастерства побеждает более собранный, холодный ум.

Стремительно несясь в атаку, Торубаэль отметил, что и враг атакует молча и сосредоточенно.

Земля дрожала от тяжелой мощной поступи, две цепи — чуть более густая эльфийская и редкая вражеская — сближались с огромной скоростью. Торубаэль уже видит глаза под массивным забралом, кожей ощущает экспрессивную мощь, проглядывающую в каждом движении воина в титаническом доспехе.

Пора!

Он перебрасывает одну саблю в левую руку, правая рука простерта вперед. Короткая волевая формула — с пальцев срываются изломанные молнии и впиваются, словно жала, во вражеский нагрудник.

И ничего не произошло. Противник даже не почувствовал сокрушительного удара, которым Торубаэль обычно убивал людишек наповал, он все так же целеустремленно несся вперед, занося тяжелый топор.

Удар! Торубаэль просел на бегу, подскользнул по траве под замах и мимо противника, полоснув его наудачу клинком по нагруднику и вскочив на ноги у него за спиной. Он ожидал чего угодно, от моментального разворота до кругового удара, но просчитался. Враг, не замедляя бег, двигался в том же направлении, что и раньше, только теперь уже от Торубаэля.

Он моментально сотворил заклинание и телепортировался вперед, снова преградив противнику путь, ему на подмогу метнулся еще один каратель.

Однако титан навязываемого ему боя не принял. Он легко подпрыгнул в воздух и буквально перелетел обоих стражей, приземлился у них за спиной и как ни в чем не бывало помчался дальше. Торубаэль, собрав все силы, телепортировался так далеко, как мог, едва не попал под удар другого титана, а когда восстановил равновесие долей секунды спустя — враги уже уходили прочь со скоростью, с какой вряд ли кто из двуногих мог бегать. Орки еще потягались бы с ними, но не эльфы.

Он быстро окинул взглядом поле несостоявшегося толком боя и убедился, что везде происходит то же самое: противник боя не принял, прогнав со своего пути стражей или просто обойдя их, и теперь стремительно удалялись, двигаясь по направлению к священному городу и не обращая внимания на несущийся вдогонку ливень стрел. Эльфы потеряли в этом несостоявшемся бою всего одного воина, который не сумел уклониться от сокрушающего удара.

Торубаэль протрубил сразу два сигнала: сигнал опасности, чтобы предупредить тех, кто находится впереди, и команду к преследованию для своих воинов. Враг поставил себя в положение между молотом и наковальней: спереди сильнейшие маги, сзади преследующие воины. Осталось только захлопнуть западню.

Он махнул рукой в том направлении и побежал, не выпуская из рук оружия, вслед за исполинскими воителями.

А с другой стороны — это его личный провал. Торубаэль не сумел должным образом уберечь покой священного ритуала, но по этому поводу он будет делать выводы позже.

Массивные трубы выводили своими низкими голосами медленную мелодию, одновременно и траурную, и праздничную. Князь уходит, чтобы присоединиться к предшественникам, чтобы соединить свою силу с их силой. Чтобы оберегать свой народ и служить ему даже в посмертии. С одной стороны, это глубокая печаль, но с другой — в этом трауре залог будущего. Именно им питается и из него произрастает та несгибаемая воля к жизни, благодаря которой Старший из народов все еще жив и, даже будучи запертым на крошечном клочке земли и леса, все еще лелеет планы, которые позволят ему восстать из руины и пепла и снова занять свое законное место, снова владеть и править землями от внутреннего моря до внешнего.

Келленсилль стоит на коленях в среднем круге ритуальной площадки и смотрит в спину отцу. Она простилась с ним несколькими минутами ранее, и больше уже его лица не увидит. Старый князь медленно поднимается по ступенькам алтаря, на вершине которого тускло поблескивает черная жемчужина размером с голову, оправленная в металл, покрытый рунами.