Владимир Пекальчук - Предай их всех [СИ]

— Хм… почему не расспросить тех эльфов, которые оттуда приходят? Вроде бы Эйльхейм — один из ближайших к столице источников эликсиров от чумы.

— Эльфы — народ древний, гордый и высокомерный. Они не любят, когда в их дела суют нос. Но старейшины эльфов — разговор другой, они достаточно мудры и уравновешены, и с ними можно делать дела и вести переговоры. Только помни, что они не выносят неуважения к себе со стороны нас.

— Я знаю, ваше величество. Прикажете отправляться немедленно?

— Шутишь, что ли? Ты поправься вначале, дело неспешное… Не очень спешное, скажем так. Далее, есть еще кое-что. Последний раз с судьи, берущего взятки, кожу живьем содрали еще при моем прадеде, и сейчас эта жестокая, но полезная и справедливая практика начала забываться. Я ее возрождать не собираюсь, но с кривосудием надо бороться. Порой городские стражники грабят торговцев и крестьян похлеще лесных разбойников, и с этим тоже надо что-то делать. Талсидонии угрожают далеко не иллюзорные передряги, и чтобы пройти их без больших потерь, нам нужно поддерживать в народе любовь к престолу, а среди служивого люда — верность ему. Жалобы на несправедливости и притеснения со стороны чиновников рассматривают чиновники же — не годится это. Я задумал создать небольшой отряд стражи, который будет ездить по стране и нести закон и справедливость туда, где ее не хватает, и хочу, чтобы ты его возглавил.

Кархад удивленно приподнял брови:

— Я? Мой король, мне такое вряд ли по плечу, я ничегошеньки в этом не смыслю!

Дэнбар усмехнулся:

— Умение — дело наживное и потому не главное, куда важнее — доверие, потому что его, раз утратив, уже не вернуть. Залог успеха — поставить во главе человека пусть неопытного, но честного. Такого, которому я могу доверять. Ты доказал, что присяга тебе дороже жизни, что ты достоин своего отца, потому я назначаю тебя на должность, где именно верность, честь и совесть важнее всех прочих добродетелей. И твоя первейшая задача — не разоблачать продажных судей, а следить, чтобы твои люди, которые будут это делать, сами не стали продажными.

Кархад поклонился:

— Я буду счастлив исполнить вашу волю.

— Вот и славно. А теперь ступай, и на бал не опаздывай.

Норлаш медленно открыл глаза и моргнул. Доброго утра ему при этом никто не пожелал: во-первых, камера одиночная, во-вторых, здесь, в Яме, самом охраняемом узилище Цитадели Велькиона, на два этажа ниже уровня земли, неизвестно, когда утро, а когда вечер. Нет дня и ночи в мире вечной тьмы, разгоняемой лишь тусклыми факелами.

Он медленно перевернулся на бок и взглянул в щель под дверью, куда стражники просовывают еду и воду — пусто. Кормежка еще не наступила, или, может быть, стражники, разносившие пищу, решили оставить его голодным и жаждущим. Они частенько так развлекаются.

Маг медленно принял сидячее положение, стараясь не обращать внимание на тяжесть ошейника. За пятнадцать лет, что он провел здесь, Норлаш так и не привык к ошейнику и браслетам. Нельзя привыкнуть к тому, что, словно упырь, присосалось к твоей душе и тянет, тянет, тянет из тебя силы. Нельзя привыкнуть к самому неодолимому барьеру между узником и свободой.

Норлаш прикрыл глаза и несколько минут мечтал о том, что сделает с охранниками, если когда-нибудь каким-то чудом оковы из проклятого металла, не позволяющие магам-узникам колдовать, спадут с него. Он мечтает об этом каждый день, с бессильной ненавистью в истощенной душе. Отсюда, из Ямы, сбежать невозможно, остается лишь ненавидеть мир, который так ненавидит его, и мечтать о мести, которая еще не факт, что сбудется.

А ведь казалось бы, в чем же дело? Что такого запретного сделал Норлаш? С демонами якшался? Людишки каждый день молятся своим Восьми и некоторым другим богам, не понимая, что между богом и демоном нет принципиальной разницы. Бог — суть могущественный демон, владеющий умами и поклонением большого стада рабов. Конечно, ненависть всякого «бога» к любому, с кем приходится бороться за поклонение стада — закономерна, что уж говорить.

А еще люди ненавидят чернокнижников за то, что они, чернокнижники, достаточно смелы и независимы, и с демонами говорят, стоя на ногах в полный рост, а не на коленях, и договариваются, как равные с равными, а не вымаливают у глухих небес милостыню. Люди всегда ненавидят тех, кто лучше и сильнее их, такова человеческая природа.

Жертвы? Смех, да и только. Когда какому-нибудь королю приглянется чужой город — война и десятки тысяч жертв. Мало золота в казне? Война и десятки тысяч жертв. Гордыня обуяла? Война и десятки тысяч жертв. Норлаш за всю свою жизнь не принес и сотни жертв демонам, с которыми обделывал свои делишки — но королям слава, почет и богатства, а чернокнижникам, добивающимся своих целей куда меньшей кровью — ненависть, гонения… и Яма.

По коридору прокатился чей-то надрывный кашель, прервав размышления мага. Сырое, мрачное подземелье — воистину филиал самой страшной преисподней, и выберутся отсюда немногие. Те, которые кровью искупят свою вину, сражаясь на войнах Зоданги в качестве пушечного мяса впереди всей армии, и выживут при этом — те, может быть, будут переведены из Ямы наверх. Но Норлашу это не светит: чтобы направить приговоренного мага на войну, его сажают на цепи, удерживаемые тремя храмовниками, но вот магические оковы придется снять… Гребаные прихвостни Велькиона знают, что Норлаша им не сломить. Знают, что с ними случится, если узник когда-нибудь избавится от покрытого рунами металла на своем теле. Так что здесь, в Яме, так никогда и не увидев больше солнца, великий Норлаш и умрет…

Если не сбежит.

Посаженный в клетку зверь тяжело переживает неволю. Он еще помнит свободный бег по степи наперегонки с ветром, азарт охоты на жирного оленя, ярость схватки за самку и ток адреналина по жилам во время побега от охотников, но со временем его душа умирает, и в глаза закрадывается леденящая пустота безразличия. Свободная тварь становится скотиной, и с человеком происходит то же самое, тем более что большинству людей от рождения предначертано быть скотиной, а не диким зверем.

Но только не Норлаш Великий. Не Норлаш Проклинатель. Не Норлаш-хозяин-демонов. Он никогда не сдастся и рано или поздно сбежит… или погибнет в попытке.

Все эти пятнадцать лет Норлаш готовил свой побег. Душехватных оков оказалось недостаточно, чтобы досуха опустошить столь сильную волю. Проклятый металл, покрытый святыми символами Велькиона, может мешать колдовать — но ему не отнять мастерство того, кто был и остается сильнейшим и непревзойденным, того, с чьим магическим даром считался даже Старший народ.

Крохотная руна, начерченная пальцем в грязи, и капли былой мощи, не выпитые оковами — этого хватило, чтобы подчинить себе разум крохотной крысы, с ее помощью найти первое орудие — оброненный гвоздь — и принести в камеру.