Алексей Герасимов - Корона от обороны

— А вы сильно подросли, Франц, — тепло улыбнулся ему эрцгерцог, но тут же посерьезнел. — Однако барон совершенно прав, кузен остался на верную гибель, и если от его сил спасется хоть треть, я буду почитать это великим чудом. Вам определенно нечего там делать.

— Ваше сиятельство! — вспыхнул фон Айс. — Я… я обещал его сестрице, что попрошусь именно в его бригаду и непременно позабочусь о господине генерале!

Пускай слова эти и были сильным преувеличением с его стороны, однако же сам паж в них, в этот момент, искренне верил. Перспектива оказаться в свите наследника престола Великого Герцогства ему, едва улизнувшему из-под опеки двора, казалась ужасной.

— Мафальде? — искренне изумился Эдвин. — Так она что же, знает, что вы отъехали в действующие части, и не помешала вам этого сделать? И не говорите, что у вас есть на это безумство благословение моего папеньки, я в это в жизни не поверю.

— Госпожа фон Шиф изволила проводить меня в дорогу, когда я тайно покидал Лихтервинд, — юноша ощутимо покраснел, понимая сколь двусмысленно звучат его слова, отчего фраза стала звучать окончательно пикантно, — и дать мне свое благословение.

Дивизионный генерал выразительно поглядел на фон Шиллинга, как бы говоря: «Вот! Я же вам говорил, что Эвелина законченная дура, и за этим якобы ее интересом к ходу кампании что-то кроется». Барон столь же молча развел руками, словно отвечая: «Вы были абсолютно правы, ваше сиятельство, это был только повод побыть наедине».

— Господин дивизионный генерал! — из-за пелены дождя показался погоняющий лошадь во весь опор гусар, без плаща, похожий в мокрых ментике и доломане серого колеру на разукрашенную мышь. — Господин генерал, лейбгвардии-юнкер Цигенбок, второй эскадрон «Серых соколов». Майор фон Лёве докладывает о выходе эскадрона к Таннетёлеру. С нами остатки Аурумштадтского уланского полка, господин майор просит разрешения прервать ретираду и совершить глубокий обход Кляйнеегерсдорфа с запада, дабы отвлечь неприятеля от позиций фон Эльке!

— Ах, отчаянная голова, что задумал-то… — покачал головой Эдвин. — А ведь может, может выйти, чёрт возьми! Где эти свитские, когда они нужны? Опять отстали? Цигенбок, осилите обратную дорогу до фон Лёве?

— Не извольте сомневаться, герр генерал! Через час буду в полку! — молодцевато, явно форся перед высоким начальством, доложил тот.

— Эк! — крякнул эрцгерцог. — С часом, это вы хватанули, юнкер. Но, скачите, скачите голубчик — ежели успеете подкрепить Эльке, быть вам подпоручиком.

Гусар лихо козырнул, поворотил коня, и стремглав (насколько позволяло мокрое бездорожье) пустил своего скакуна прямиком через луг.

— Загонит скотинку, — вздохнул фон Шиллинг.

— Главное, чтобы поспел вовремя, — генерал проводил удаляющегося юношу взглядом и повернулся к своему адъютанту. — Непременно стоит сообщить о передислокации фон Лёве кузену Эрвину. И не думайте даже, вас я от себя не отпущу, Йоахим! Единственный толковый человек при штабе, а туда же, под пули, собрался. Найдём другого курьера. Что?

Фон Шиллинг глазами указал на позабытого эрцгерцогом Айса.

— Да! — генерал резко повернулся к юноше, настолько резко, что конь под ним «затанцевал» недоумевая, был ли это ему приказ трогаться, или напротив, сдать назад. — Хотели послужить отчизне, Франц? Так извольте, предоставлю вам такую возможность. Фон Шиллинг, я слыхал — вы по сю пору носите с собой свои первые, юнкерские погоны на-удачу?

Ротмистор кивнул, и легонько, кончиками пальцев похлопал себя по груди, там-де они.

— Отдайте их фон Айсу, ротмистр, ему нынче нужнее. Ну же! — требовательно приказал эрцгерцог и дождавшись исполнения приказа, обратился к беглецу от двора своего батюшки. — Поздравляю вас юнкером, молодой человек. Служите с честью, не осрамите и все прочие, приличествующие случаю фразы. Местом службы определяю вам бригаду фон Эльке, с родом войск кузен сам разберется. Формой озаботитесь в ближайшее время.

— Уже, — глаза у мальчишки (ну что тут лукавить, мальчишки, конечно — кто он ещё в свои пятнадцать-то лет?) горели от счастья, невзирая на холод и мокрую одежду. Ещё бы, сбывалась, вот тут и сейчас, заветнейшая его мечта!

— Что, простите, юнкер? — изогнул бровь дивизионный генерал.

— Виноват! — подтянулся фон Айс. — Осмелюсь доложить, формой озаботился заранее, лежит в вещевом мешке!

— Разумник, — усмехнулся в усы наследник великогерцогского престола. — Хвалю. Дорогу до Кляйнеегерсдорфа найдёте?

— Яволь! У моей двоюродной тётушки усадьба недалеко от этого городка, местность мне хорошо знакома.

— Ну тогда скачите, скачите к Эрвину, фон Айс, — произнёс Гогенштаузен. — Скажите, что фон Лёве будет тревожить неприятеля с левого флангу. И передайте ему мой наказ — не сметь погибать, и отступить не позднее завтрашнего рассвета. Он обещал мне, но мало ли что.

— …di putana! — донесся до фон Эльке голос Кальмари.

Бригадный лекарь что-то снова не поделил с эскулапами из Эзельбургского и Берштадского пехотных полков. Хотя, доброго доктора Абеле можно было понять: это прочие офицеры бригады после дела при Фюртене и последовавшего за сражением маршем отдыхали аж до начала бесславной Аурумштадтской баталии, эскулап же, при поддержке лишь двух ассистентов из студиозусов-медиков и дюжины санитаров, и во время самого боя раненых принимал, и на марше их выхаживал, да и потом лёгких, тех, что в дивизионный госпиталь не отправились, обиходил. Это уже не говоря про хворых, да недужных животом. Устал человек, чего уж тут добавить?

А тут новый бой, новое отступление, новые раненые да увечные (пока, к счастью, немного), да всё это под дождём, в грязи, в холоде — чьи нервы такое выдержать способны?

— Инструмент мочить в spiritus vini и руки им протирать, но не желудок никак, Corpo di Bacco!!!

К тому же доктора из приданных в подмогу бригаде полков явно не оправдывали высоких надежд Кальмари, которые он относительно них питал. Эзельбургский был сущим ослом, привыкшим лечить по-старинке, пиявками, кровопусканиями да клистиром — имел он ранее частную практику среди пожилых вдовушек да скорбных животом и разумом господ, однако польстился на длинный талер военврача — а Берштадтский, высоченный, могучий, ну сущий медведь, слыл поборником травничества, что нынче стало модно, и лечил по рецептам аж блаженной памяти Клархен Айнфах и Хельги Шторх, знаменитых Тевтонских Травниц. Дамы-то, конечно, были вполне достойные, жизнь повидавшие, сподвижницы отцов-основателей Ордена, но это ж сколько веков с тех пор прошло?

Доктор Кальмари же, выпускник Сорбонского университета, медик новой — натурфилософской — школы в медицине, исповедовавший сугубо научный подход к делу врачевания прозывал их не иначе как неучами, невеждами и косными ретроградами, через что у ученых мужей проистекали постоянные диспуты, где безбожно мешались грязная ругань и медицинские термины.