Робин Хобб - Судьба Убийцы

Мы двинулись по исхоженной дороге, выходившей на пристань, мимо аккуратных домиков и магазинчиков. Дорога вилась между выпирающими частями причальных доков и каменистым берегом. Я приметил несколько привязанных рыбацких лодок, возле которых пышущие здоровьем детишки перебирали рыбу, вытаскивая ее из отцовских сетей. Рядом с нами во множестве шагали жаждущие предсказаний, судя по одежде, прибывшие из разных земель. Некоторые шли бодро, чуть ли не весело – вероятно, молодые парочки, в надежде на предсказание долгой и счастливой жизни. Другие были мрачны или же полны тревоги, шлепками или ругательствами поторапливали своих спутников, чтобы оказаться первыми в очереди на проход. Процессия надежд и страхов текла по ухоженному бульвару навстречу к откровениям о нашем будущем.

– Как вы считаете, где она? – спросила меня Спарк.

– Один отлив уже был утром. Думаю, поэтому она сошла на берег вчера вечером. У нее было время продать браслет и заплатить за проход, так что она уже может находиться внутри замка.

– И где нам ее искать? – тихо спросил Лант. – Когда окажемся там.

– Мы не станем искать Янтарь, – ответил я ему. – Мы будем придерживаться ее плана, потому что она от нас этого ожидает. Так что мы просто зайдем в Клеррес, на месте придумаем, как незаметно попасть в верхние камеры, и обыщем их. Если Пчелки там не окажется, встречаемся в прачечной, надеясь, что Янтарь встретит нас там, и Пчелка будет с ней.

Их молчание красноречиво свидетельствовало о том, что этот план никому особо не нравился.

– Никак не пойму, почему Янтарь не пошла с нами, – сказал Пер.

– Она считает, что у нее больше шансов найти Пчелку.

– Нет, – Спарк сжала мою руку. – Думаю, я знаю, почему. Думаю, просто это самый невероятный способ из всех. Самый никудышний.

Нам следовало поторопиться, но я замедлил шаг.

– И что? – я ждал ее пояснений.

– Самый глупый план. Вы говорили, им известно, что мы здесь. Янтарь рассказывала, как они меняют пути мира, потому что знают будущее. Так что она выбрала самый невероятный путь, надеясь, что его они не предвидели.

Я остановился.

– Но ведь все наши планы, все эти разговоры, и твое шитье…

– Все это было нужно, чтобы мы серьезно были настроены идти по дороге наиболее вероятного развития событий? – она покачала головой и улыбнулась мне – ну вылитая любящая дочка. – Не знаю, я только строю предположения на основе того, что она нам рассказывала о Служителях и своих снах.

– Если ты права, – я снова двинулся вперед. – Значит, они будут высматривать нас. Может, наша задача – просто отвлечь их.

Схватят ли нас? Упекут за решетку, возможно, станут пытать? Неужели Шут отправил бы нас прямиком в их лапы? Не может быть.

Или может.

Сколько раз уже он посылал меня в смертельно опасные ситуации, чтобы только изменить ход судьбы? Он может проделать это снова. Со мной. Но только не со Спарк, Лантом и Пером.

– Вам надо вернуться на корабль, – объявил я.

– Это навряд ли, – тихо отозвался Лант.

– Навряд ли! – поддакнула Мотли.

– Мы не можем, – медленно проговорил Пер. – Мы должны попробовать сделать эту самую штуку, которая вероятнее всего. И отвлечь их внимание.

Мы прошли по изогнутому полумесяцем берегу, и вот дорога превратилась в вымощенную площадь, окруженную торговыми прилавками и магазинами. Прилавки спереди были украшены яркими драпировками, и, похоже, здесь обычно протекала оживленная торговля. Но многие лавки сегодня оказались закрыты, что порядком озадачило и разозлило местных жителей. Кое-кто из покупателей терпеливо ждал перед закрытыми ставнями. Но прочие беспокойной толпой заполонили рынок, спрашивая друг друга, в чем дело. Мы протискивались сквозь людской водоворот. Те магазинчики, что были открыты, предлагали еду, питье и безделушки, широкополые шляпы, духи, а так же фигурки Белых. Я приметил двух менял, которым можно было продать наш огненный кирпич. У какой-то женщины была тележка, а на ней шкафчик с бесчисленными ящичками, из которых она доставала миниатюрные свитки с предсказаниями. Некоторые продавцы были бледнокожими и светловолосыми, но нигде я не заметил ни одного настоящего Белого.

– Кассу просто закрыли. Пришла стража и приказала остановить продажу пропусков.

– Меня должны пропустить сегодня! Я не могу здесь задерживаться больше, чем на день!

– Я заплатил круглую сумму за проход!

На другом конце рыночной площади, перед внушительными воротами, предваряющими ведущий к замку перешеек, стояли два привратника с каменными лицами. Отлив достиг своего предела. На послеполуденном солнце полные ожиданий люди выстроились в тесную очередь. Они гудели и шевелились, напоминая мне скот, согнанный на убой. Я сочувствовал привратникам, томящихся в кожаных доспехах и шлемах с плюмажем – оба мускулистые и молодые, о боевом опыте женщины свидетельствовал кривой шрам на щеке. На невозмутимых лицах блестели капельки пота. Они никак не реагировали на вопросы, которыми забрасывала их толпа.

Гул облегчения раздался, когда костлявая старуха распахнула ставни кассы. Очередь, было, двинулась на приступ, но она, воздев руки, закричала, стараясь перекрыть шум толпы:

– Я не знаю ничего, сверх того, что уже сказала! – голос у нее был скрипучим, в нем мешалась злость наполовину с испугом. – Мне послали сообщение птицей. Велели прекратить продажу пропусков. Сегодня внутрь больше не пускают. Может, завтра пустят, но точно не знаю! А теперь вам известно столько же, сколько и мне, и я здесь ни при чем!

Она начала закрывать ставни, но какой-то человек ухватился за край и стал орать, что его обязаны пропустить. Другие устремились вперед, кое-кто потрясал перед ней деревянными дощечками пропусков. Мотли расправила крылья, предостерегающе каркнув. Я опасался бунта, но тут услышал ритмичную поступь многочисленных ног – это рысцой приближались солдаты.

– Отходим все назад, – скомандовал я своим.

Лант пробивал нам путь, мы протискивались за ним, пока не вышли из скученной толпы. Там мы устроились в небольшом алькове между лавочками, в одной из которых продавались фрукты и пиво, а в другой – мясо на шпажках.

– Не меньше трех дюжин, – оценил Лант прибывшую стражу. Солдаты были вооружены короткими дубинками и двигались со сноровкой людей, обученных не церемониться. Двойной цепью они отделили толпу от привратников, а закончив построение, подняли свои дубинки и принялись оттеснять людей от ворот. Люди расступались, кто неохотно, а кто – с поспешностью, отчаянно пытаясь не сталкиваться с солдатами нос к носу. Жалобы и мольбы сливались в гомон, напомнивший мне потревоженный пчелиный улей.

Вдруг кто-то выкрикнул:

–Ворота! Ворота открываются!