Робин Хобб - Судьба Убийцы

Первые два дня путешествия морская болезнь не миновала и меня. Потом Двалия начала верещать, что от нашего шума и суеты ей становится только хуже, и приказала нам уйти. Я пошла за Винделиаром и Керфом. Мы миновали темное пространство между палубой и трюмом, где с балок свисали, тихонько покачиваясь, масляные фонари. Балки очерчивали изогнутые стены, а под потолком в центре были подвешены гамаки - некоторые пустые, а некоторые занятые. Там пахло смолой, маслом для ламп, потом и испорченной едой. Вслед за Керфом я поднялась по лестнице и вылезла из квадратного люка. На воздухе, где ветер холодил лицо, я сразу почувствовала себя лучше.

Как только мой желудок смирился с тем, что мир вокруг качало вверх-вниз и кренило во все стороны, я полностью выздоровела. Двалия понимала, что я никуда не денусь с корабля в открытом море, и думать о большем ей мешала болезнь. Кое-какую еду мы взяли с собой на палубу, но иногда ужинали вместе с остальными путешественниками. Здесь была кухня, которая называлась камбуз, а также столовая - кают-компания, где стоял длинный стол с бортиками, чтобы при качке тарелки и кружки не съезжали на пол. Пища была не хорошая и не плохая - после голодания я была рада просто тому, что могу регулярно есть.

Я старалась молчать, выполняла все нечастые распоряжения Двалии и внимательно наблюдала за любой мелочью на корабле и за моими двумя сопровождающими. Пусть их бдительность ослабнет, пусть думают, что я больше не сопротивляюсь. Я надеялась, что в следующем порту найду способ сбежать. Морской бриз, наполнявший наши паруса, все дальше и дальше уносил меня от дома. Минута за минутой, день за днем прежняя жизнь отдалялась от меня. Никто не мог меня спасти, никто даже не знал, где я. Если я хочу поспорить с судьбой, то должна рассчитывать только на себя. Вряд ли мне удастся добраться до Шести Герцогств, но, по крайней мере, я могла надеяться на свободную жизнь, пусть даже в каком-нибудь чужом порту за тридевять земель от дома.

Двалия велела Винделиару сделать нас «неинтересными» для членов команды и прочих пассажиров, и он поддерживал свои чары на нас. Никто не заговаривал с нами и не смотрел, как мы перемещаемся по кораблю. Большинство пассажиров были калсидийскими купцами, сопровождавшими свои грузы в пункты назначения. Изредка встречались торговцы из Бингтауна и Дождевых Чащоб, а некоторые были из Джамелии. Богатые сидели в своих каютах, а молодежь качалась в парусиновых гамаках. Были здесь и рабы, даже ценные. Я видела красивую женщину, которая двигалась с грацией и статью лошади чистых кровей, даром что носила ошейник и бледную татуировку возле носа. Интересно, была ли она когда-нибудь свободной? Видела и согбенного мужчину в годах, которого продали за стопку золотых монет. Он был ученым, знал шесть языков, на которых мог говорить, читать и писать. Он терпеливо стоял, пока хозяйка сторгуется, а затем склонился над бумагой и чернильницей, чуть ли не касаясь их носом, составляя расписку о собственной купле-продаже. Интересно, сколько еще писанины выдержат его узловатые пальцы, и что станется с ним, когда он постареет еще сильнее?

На корабле время течет иначе. День и ночь здесь носятся матросы, выполняя свои задания. Звон колокола делил сутки на смены и мешал мне высыпаться. Когда он трезвонил посреди ночи, я просыпалась на щербатом полу нашей каюты, вдыхая кислый запах болезни Двалии, и мечтала выбраться на палубу. Но поперек узенькой двери разлегся храпящий Керф. На верхней койке над Двалией бормотал во сне Винделиар.

Когда я спала, мне снились сны, подчас бурлящие и клокочущие. А когда пробуждалась, то старалась описать их на досках пола, отчаянно пытаясь очистить от них голову, ибо то были темные видения о смерти, крови и дыме пожарищ.

Несколько ночей спустя после начала этого морского путешествия я лежала на полу среди наших скудных пожитков и вдруг услышала, как Винделиар сквозь сон произнес: «Брат», вздохнул и глубже погрузился в сон. Я отважилась опустить стены, которые до сих пор держала, защищаясь от него, сосредоточила разум и ощупала его границы.

Там меня ждал сюрприз.

Даже во сне он держал поводок Керфа. Калсидиец вел себя покорно, словно дойная корова, что никак не вязалось с его воинским снаряжением и шрамами. Он не брал еду без разрешения и не бросал опасных взглядов на женщин, даже на вереницу рабынь, которых раз в день выводили на палубу подышать воздухом. Этой ночью я почувствовала, как Винделиар окутал его скукой, граничащей с отчаяньем, затуманившей все воспоминания о победах и радостях. Керф мог помнить только отупляющую беспрекословную обязанность изо дня в день выполнять приказы командира. А командиром для него была Двалия.

Я пыталась нащупать нить, которой Винделиар контролирует меня, но если она и существовала, то была слишком тонкой и не давала себя обнаружить. Вот чего я никак не ожидала найти - это туманный покров, которым была окутана Двалия.

Возможно, она сама попросила Винделиара об этом? Чтобы лучше спалось? Впрочем, не похоже на нее - желать чувствовать тошноту и все время оставаться в постели. Однажды она выплеснула на него свое отвращение, осыпая оскорблениями, а он сжался под напором ее презрения. Случалось ли подобное раньше? Я тихонько изучила чары, наложенные на нее: она верит, что Винделиар справится с нами, что он раскаивается в своем кратком бунте, ведь он - ее слуга, преданный ей до мозга костей. Он в силах управлять Керфом и скрывать меня от чужих глаз, пока она отдыхает. Я, затаив дыхание, обошла вокруг навеянного им тумана. Как далеко зашел он в своем тщательно скрытом неповиновении? Сможет ли она догадаться об этом, когда поправится?

Если он позволит ей поправиться! Я обдумала эту мысль. Так это он наводит на нее тошноту? Валяющаяся в постели Двалия больше не пинала нас, не раздавала оплеухи и затрещины. Не начал ли он противиться ей? Если он больше не служил Двалии, если хотел освободиться, могу ли я этому поспособствовать? Переманить его на свою сторону? Сбежать, отправиться домой?

В тот миг, когда эта мысль посетила меня, я как можно быстрее воздвигла обратно свои стены. Он не должен знать, что мне стало что-то известно, и тем более – какие я питаю надежды. Как мне завоевать его? Чего он жаждет?

- Брат, - мой голос прозвучал не громче шепота.

Его шумное дыхание на мгновенье сбилось, затем снова вошло в свой ритм. Я боролась сама с собой - не сделаю ли я этим свое положение еще хуже?

- Брат, я не могу уснуть.

Его храп прекратился. После долгого молчания он удивленно произнес:

- Ты назвала меня «брат»!

- Как ты - меня, - ответила я. Что это могло значить для него? Я должна быть очень осторожной в этой игре.