Робин Хобб - Судьба Убийцы

Обнаружено среди бумаг Симфи.

Долгие, медленно тянущиеся дни на борту Совершенного воспринимались мною, как кость, застрявшая в глотке. Каждый из них был так похож на предыдущий, что они казались одним бесконечным днем, и каждый душил меня своей вялой тягучестью. По большей части гнев экипажа был направлен на меня и Янтарь. Их кипящая раздражительность делала наши краткие и скудные трапезы каждодневным испытанием для меня. Янтарь лишила средств к существованию не только Альтию и Брэшена, но и их всех. Получение должности на живом корабле рассматривалось здесь как пожизненное, поскольку команде хорошо платили, здесь было безопаснее, чем на обычном судне, и они становились почти семьей. Теперь всему этому пришел бы конец. От юноши, который заработал должность всего полгода назад, до самого пожилого мужчины, работавшего на Совершенном десятилетиями, – все они потеряли средства к существованию. Или потеряли бы, если б Янтарь обладала достаточным количеством Серебра, чтобы корабль преобразился. На данный момент все они были заложниками амбиций Совершенного. Как и мы.

Спарк и Пера больше жалели, чем поносили. Клеф, казалось, все еще был намерен завершить обучение Пера матросскому делу, и я успокоился тем, что у парня не было времени на разногласия с командой. Лант все еще делил каюту с Клефом, и Клеф предложил Перу перебраться к ним. Я хотел поблагодарить его за то, что он держал парня близ себя в безопасности и оберегал от нападок, но опасался, что любой разговор принудит Клефа выплеснуть неприязнь на меня. Чтобы избежать конфликтов, большую часть времени я оставался в каюте, которую теперь делил с Янтарь и Спарк. Спарк стала подавленной и задумчивой. Она проводила больше времени в прогулках по палубе с Лантом, нежели пыталась научиться вязать узлы и управляться с такелажем. Весна была жаркой, словно лето, и в крошечной каюте часто было душно. Когда вечерами Лант и Пер присоединялись к нам, чтобы попрактиковаться в изучении языка, пот катился по моей спине и заставлял слипаться волосы на голове. Но все же это было желанным отвлечением от безделья, которое мне приходилось выносить.

Когда мы с Шутом оставались одни в течение этих долгих дней, мы сосредоточенно изучали книги Пчелки. Он пытался найти еще подсказки в ее снах. Я отчаянно хотел поверить, что она все еще жива, даже если мысль о том, что моя маленькая дочь удерживается в плену настолько безжалостными руками, изводила меня бессонницей. Он также просил меня читать ему ее дневник, и я читал. Некоторую часть. Не могу сказать, - знал ли он, что я пропускал эпизоды и записи, которые были слишком болезненными, чтобы ими делиться. Если даже и знал, то ничего не говорил. Думаю, он понимал, что я был на пределе.

Все-таки Шут был менее ограничен в передвижениях, чем я. Как Янтарь, он свободно передвигался по палубе, будучи невосприимчив к неудовольствию команды и капитанов, поскольку являлся любимчиком корабля. Совершенный часто требовал ее присутствия, чтобы поговорить или послушать музыку. Это была свобода, которой я завидовал, и старался не обижаться. Но мои вечера от этого становились длинными и одинокими.

Однажды вечером, когда Янтарь покинула каюту, чтобы провести время с носовой фигурой, я не смог более оставаться в тесной закрытой каюте. Не слишком предаваясь угрызениям совести, я порылся во внушительном гардеробе, который Спарк и Янтарь приволокли на борт. Я нашел чудесный плащ Элдерлингов, уложенный в маленький сверток бабочкой наружу, и развернул его. Большинство Элдерлингов были высокими, так что плащом можно было укрыться полностью. Я колебался. – Нет, это было сокровищем Пчелки, и она отдала его Перу, чтобы спасти его. В свою очередь, он безропотно отдал его Шуту. Но теперь пришел мой черед.

Я надел его бабочкой вовнутрь. Как и все одеяния Элдерлингов, он непостижимым образом приспособился к моей фигуре. Спереди он застегивался на ряд пуговиц от горла до самых ног. В нем были прорези для рук. Я нашел их и поднял капюшон, чтобы накрыть голову. Он занавесом упал на лицо. Я ожидал, что это меня ослепит, но оказалось, что я могу видеть сквозь него. Я наблюдал, как моя бестелесная рука тянулась к дверной ручке. Я открыл дверь, опустил руку и вышел. Я постоял, позволяя плащу принять тусклый цвет стен коридора.

Вскоре я обнаружил, что полы плаща достают до пола. Двигался я медленно, но все же пару раз наступил спереди на край плаща. Так как я исследовал корабль невидимым, то при подъеме на каждую лестницу нужно было выжидать, когда рядом никого не будет, потому что мне приходилось приподнимать полы плаща, чтобы взбираться наверх. Я задавался вопросом, знал ли обо мне корабль, но не хотел этого проверять и не рисковал подходить слишком близко к носовой фигуре. Я бродил, как привидение, двигался, только когда рядом не было членов команды, и тщательно выбирал места остановок. Как только ночь стала темнее, я стал передвигаться смелее. Я обнаружил Пера, сидящего на палубе рядом с Клефом в желтом круге света фонаря. Я оставался вне пределов их досягаемости.

- Это называется такелажная свайка, - объяснял он мальчику. - Использовать нужно острый конец. Вот сейчас у меня в руках деревянная свайка. Так что берешь старый линь, который ни для чего другого не годится, выбираешь вид узлов для плетения, - и можешь плести коврики или все, что захочешь. Видишь? Это один из первых, которые я сделал. Полезная и хорошенькая вещица.

Я беззвучно стоял рядом и наблюдал, как Клеф помогает мальчику сделать первый узел. Это ремесло напомнило мне о Лейси, занятую своими иглами и крючками. Она делала красивые вещи, манжеты, воротники, салфетки. И мало кто знал, что острые кончики ее спиц были оружием в умелых руках телохранителя Пейшенс. Я отошел от них, желая, чтобы Пер отказался от своей неистовой преданности Пчелке и смог стать юнгой. Конечно, это лучше, чем быть причастным к работе убийцы.

Затем я направился на поиски Ланта. Поскольку отношение команды к нам приобрело мрачный оттенок, я беспокоился за него больше, чем мне хотелось бы признаться. Если кому-то из экипажа понадобится найти мишень для своего гнева, это, скорее всего, будет Лант. Он молодой и крепкий, спровоцировать его на драку не посчиталось бы трусостью. Я не раз предупреждал его опасаться нападения. Он обещал быть осторожным, но, устало вздохнув, сказал, что способен сам о себе позаботиться.

Я нашел его в сумерках на палубе, он смотрел на воду, держась за поручни. Ветра были благоприятными, и Совершенный плавно разрезал водную гладь. Палубы были почти пустыми. Рядом с ним стояла Спарк, они разговаривали вполголоса. Я подошел поближе.

- Пожалуйста, не надо, - услышал я его голос.