Р. Бэккер - Тьма прежних времен

В ответ герой-маг обрушил на него раскаты своего знаменитого хохота, что вдохновили столько баллад. С этой своей бородой и в плаще, сшитом из волчьих шкур, он выглядел диким и неистовым, в точности соответствуя всем легендам, сложенным о его неудержимости. Со своей неявной, необычно окрашенной Меткой, не виданной ни у человека, ни у нелюдя, он казался существом, исполненным невероятной мощи.

— Нет, мой друг, — сказал он, вонзив свой взгляд в нечеловеческую громаду инхороя, — я явился убить вот эту… непристойность.

Настал рассвет новой эры. Со времен Праотца человек всегда рек свои повеления Сущему. Начиная от первых шаманов, человек взывал, и реальность отвечала велениям своего брата, обманщика и убийцы. Но ведь был и другой путь, лишенный вероломных крючков, возникающих из игры со смыслами и значениями, позволяющий с муравьиной кропотливостью строить невероятное многообразие форм из мельчайших частичек Сущего. Сила, которая, будучи должным образом обработанной и оформленной, может, постоянно ускоряясь, распространяться сама по себе. И проскальзывать в промежуток, разделяющий необходимое и желанное. Сила, способная выкорчевывать города и швырять их сквозь Пустоту.

Текне.

Механицизм. Только механицизм может спасти их Голоса.

— Полагаю, это весьма символично, — сказал Титирга, делая шаг к сверкающему слизью инхорою. — Полагаю, тебе самой судьбой предначертано лечь в могилу здесь — на руинах погибшего Вири [14] Косвенный намек на то, что Вири был уничтожен падением Ковчега, а значит, инхороями. .

Тишина, нарушаемая лишь сиплым дыханием.

— Шеонанра, — молвил наконец Ауранг, — я устал от этого.

— Терпение, брат мой, — ответил великий магистр Мангаэкки, потянув инхороя за предплечье, подталкивая его ближе к краю просторного зала.

Уже скоро…

— Брат?! — вскричал герой-маг голосом, надломившимся от искренней тревоги и болезненного неверия. — Ты назвал это чудовище братом?

Только теперь этого глупца, наконец, озарило понимание нерушимой связи их союза, теснейшей близости их Святого Консульта. Только теперь, понял Шеонанра, Титирга смог осознать, насколько всецело ужас перед Проклятием соединил и спаял их.

Человека. Нелюдя. Инхороя.

Шесть дней. Пока голос его не увял до болезненного скрежета. Пока кровь не хлынула носом, проложив по его искаженному лицу ветвящиеся дорожки. Шесть дней колдовских Напевов.

Титирга шагнул к нему, прямо через центр Ашинны, к точке, где сходились воедино все подобные лепесткам отблески пламени. Шеонанра сумел подавить желание прикрыться руками. Теперь он понял, почему барды в своих песнях величали Титиргу Быком. То, как он наклонился, глядя исподлобья, как он в неистовстве выпятил грудь, как яростно дышал через расширившиеся ноздри. Как дрожал от переполнявшего его гнева.

Титирга был подлинным воплощением вирг, истинной плотью Длинных Костей, Высоких сынов Умерау. Он использовал в противостоянии все, чем наградили его боги, включая свою знаменитую стать. В конечном счете, он всегда подходил как можно ближе к противнику, всегда нависал над ним всей своей громадой, обдавая того вонью дыхания, щедро приправленного чесноком, что так обожают в Сауглише.

Тщеславие. Ничто не делает человека более предсказуемым.

— Ты ответишь за это, Шеонанра!

Великий магистр Мангаэкки повернулся к нему спиной в третий и последний раз за эту ночь. Он встретился взглядом с Аурангом, согнувшимся в боевой стойке инхороев над своими изголодавшимися чреслами.

— Смотри! Мне! В лицо! Феал!

И кивнул в ответ на вопрошающий взгляд черных сияющих глаз.

— Смотри мне в лицо! — бушевал Титирга. Его голос гремел столь яростно, что мурашки пробежали у Шеонанры по спине. — Я покажу тебе сущность твоего Проклятия!

Колдовские слова прошипели, пронзая Сущее. Глаза Ауранга зажглись багровым пламенем.

— Смотри мне в лицо или умр…

Треск крошащегося камня и ломающегося дерева, скрежет балок и брусьев. Шеонанра, стремительно обернувшись, успевает увидеть: пол рушится, засасывая чесаный ковер, оврагом просевший под героем-магом, перевернутые треножники извергают пламенеющие угли, все это скользит в зияющий провал и срывается в темную пропасть, летя во мраке подобно гигантскому цветку белого ириса.

Сделано.

Шеонанра так и находит нелюдя — перед Преградами, или тем, что от них осталось. Распростертого, потерявшего сознание. Он встает рядом с ним на колени, осторожно трогая пальцами его щеку. Теплая. Он взирает на разрушенные врата, висящие металлические пластины, искаженную Метку. Беспомощная неподвижность Кетъингиры поражает его не меньше, чем собственный ужасающий стыд. Шеонанра всегда гордился своей силой, зная, что даже квуйя дивились его отточенному мастерству. Но сейчас он просто человек, обычный смертный, вдыхающий вонь своего тела, приправленную запахом гари.

Истинное солнце встает позади него.

Он видит тень Порога, хрупкий изогнутый силуэт, протянувшийся сгорбленной аркой над устремленным ввысь золотящимся рогом. И наблюдает, как творение Ремесленника медленно, но столь же неуклонно, как наступающий рассвет, падает, рушится, погружаясь во вскрытую ими утробу Преград.

Он непроизвольно дрожит.

Лишь когда первые лучи восходящего солнца вырисовывают во мраке его очертания, он встает, распрямившись, попирая собственную тень.

Как может обычное знание повелевать подобным ужасом?

Он увидит сам.

Всего центра огромного зала как не бывало.

Мангаэкка неспроста обосновалась здесь. Неспроста они возвели Ногараль над руинами древнего Вири. Намереваясь разграбить мертвую Обитель, они обнаружили грандиозный вертикальный тоннель — Колодец Вири — осевую структуру всего исполинского подземного города. И невольно создали ловушку, которая теперь принесет гибель прославленному Титирге.

Гигантская влажная роза, растущая из промозглой тьмы, вонь гниющей горы, выдолбленной и раскопанной до самых глубин. В древности Колодец наполняли шумы Вири — города столь же властного, как Иштеребинт, и столь же бездонного, прогрызшего сами корни этого мира. Шеонанра на мгновение потерял равновесие, ошеломленный видом изрытой пещерами пропасти, внезапно открывшейся рядом с ним и под ним. Встав поустойчивее, он слегка подался вперед и смачно плюнул вслед своему врагу.

— Тикхус пир йелмор грэум нихаль! [15] Смерть говорит, что учиться тебе уже поздно! — возгласил он древнее проклятие своих праотцов.

Краем глаза он вдруг заметил внизу, во тьме каменного колодца, мерцающую белую искру. Из смрадной бездны донеслись отдаленные раскаты колдовской Песни.