Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

Море плеснуло удивленно и заиграло красками неистовей. Небо ласкалось к нему бархатом ночи и ясным светом звезд.

Далеко под ногами смолкали, ложно смирялись в бездне низвергнутые в Тартар титаны.

Я сидел на песке, глядя на волны, облизывающие ноги, и сжимая в горсти воздух – а может, дар, который не всегда дается даже богам: решать за самого себя.

Верно, я пропустил тот момент, когда волна вынесла на берег рядом со мной Левку. Очнулся от прикосновения морского гребня к волосам.

– Как мрак Эреба, – я вздрогнул от этого сравнения, и она, ойкнув, убрала гребень. – Прости, я буду нежнее. Нет, не буду петь о победителях, спою о том, как звезды смотрятся в море. Знаешь, ты сегодня очень красивый. Только печальный, как ночные цветы, – это усталость, да?

– Нет, – разлепил я губы. – Это у меня характер скверный.

Смех расцветил ночь серебром, и Левка прижалась к моим губам.

В самом деле – скверный. У всех победа – у меня морда мрачная. У всех – отца свергли, а у меня – «Рано или поздно». Они там сейчас пируют и в сотый раз подвигами хвастают – а я тут воздух в горсти сжимаю.

Время идет как должно. Этого уже не отдалить – завтра, завтра…

«Решшшится… реш-ш-ш-ш-шится», – все сильнее накатывали волны.

Нет, – поправил я, осторожно сжимая в горсти невидимый и неосязаемый, но драгоценный шанс. Не решится.

Решу.

* * *

Братья явились ко жребию хмурыми. Сперва я связал это с излишним усердием на пиру, потом устыдился: тот же Посейдон может неделю драться, потом еще неделю – пировать, а потом может на недельку к нереидам завалиться, и все с хорошим настроением.

Про младшенького уж и не говорю – его энергии и энтузиазму можно позавидовать.

Но вот чтобы оба пришли к церемонии с моим выражением лица…

Никак, невозможность выбирать замучила?

– Мойры сказали, что кто-то возьмет жребий обманом, – разъяснил Зевс.

Гера хмыкнула – от нее иного и не ожидали. Аполлон, томно развалившийся на своем троне, вскинул брови: «Нам-то что? Заканчивайте быстрее». Гестия рассеянно играла с угольком на руке и не обратила внимания на громкое заявление.

Стикс, которая, благодаря извечной справедливости должна была проводить жеребьевку, повернула голову от центра зала, где уже стоял стол и покрытая белым полотном чаша жребия.

– Вы ходили к Мойрам?

– Я ходила, – дала неожиданный ответ Афина. – Хотела узнать, будет ли честным жребий.

– И они сказали, что кто-то возьмет свою долю обманом? – переспросила Стикс голосом, настолько же ледяным, насколько воды ее речки.

– Да.

Встретились две поборницы истины, вздохнул я. Они хоть представляли, что сейчас начнется?

– И нет сомнений в том, кто это будет! – взорвалась Деметра, вскакивая со своего места.

Я не закатил глаза – честно. За меня это сделали все остальные.

– Аид?

– Аид – мое имя, – веско и тяжело обрубил я. – Я должен сказать что-нибудь еще?

Стикс смутилась и отвела взгляд, Афина и без того смотрела не на меня, а на чашу, а Деметра успокаиваться не желала.

– Пусть тянет жребий последним!

– Почему? – недоумевающе встряла Гестия. – Разве Мойры назвали имя обманщика?

Конечно, не назвали и ничего больше не добавили. Эти три старухи (во всяком случае, так их описывают те, кто с ними говорил) по сей день не могут отойти от того, что мы вторглись на Олимп, в место их обитания. Нет, они, конечно, не возражали, мы их даже не сразу нашли с их полотном судьбы… но что-либо вещали они редко, кажется, будучи слегка подавленными. А может, просто развлечься хотели, когда вокруг них начиналась очередная беготня.

Афина покачала головой, и вот тут я понял, почему братья не только мрачны, но еще и подозрительны. И не только ко мне, но и по отношению друг к другу.

Я тоже стал подозрительным – трудно, что ли? Мрачности на физиономии и без того в избытке.

Какое-то время мы оглядывали друг друга как истинные сыновья своего отца.

– Нужен другой жребий, – проговорил Зевс наконец. – Я желаю, чтобы все было честно.

– Или у тебя есть способ обмануть любой жребий, кроме этого? – помог ему Посейдон. – Мы даже не знаем, в чем он заключается, а ты…

– Ты слишком яростно оспариваешь мои слова, брат – не значит ли это, что…

– На кону главенство над богами – не давайте ему тянуть первым! – надрывалась Деметра, видимо, найдя благодатную почву для своей натуры тещи.

– Мы отсюда вообще уйдем? – с видом страдальца изрек Аполлон.

– Я не договорила.

Афина не возвысила голос, но произнесла слова с таким достоинством, что примолкла даже Деметра.

– Они сказали, что жребий будет честным.

Никто не завопил ничего вроде «Но ты говорила…» Все ждали. Юная, но серьезная, эта дочь Зевса слов на ветер не бросала.

– Именно так. Они сказали, что кто-то возьмет свою долю обманом, но жребий будет честным.

Не знаю, понял ли кто-нибудь что-нибудь из сказанного. Зевс хмуро косился то на меня, то на Посейдона, Посейдон отвечал Зевсу такими же взглядами – мне тоже перепадало. Я в долгу не оставался.

Шанс судьбы теперь жег мою руку почти как метка Крона.

– Высказывание Мойр туманно и ничего мне не говорит, – провозгласила Стикс, поразмыслив. – Если жребий будет честным – пусть будет. Крониды! Вы будете тянуть свои доли по старшинству. Дайте же священную клятву никогда не оспаривать владения друг друга!

Посейдон первым с сомнением открыл рот, закрыл и спросил:

– Чем кляться-то?

А действительно – чем, чтобы уж надежно?

Тартаром – так им и клясться-то опасно, Хаосом – а какой смысл. Варианты выдвигались разные, от клятвы жребием до бессмертия, потом Зевса осенила очередная идея, и он на скорую руку одарил Стикс и воды ее реки возможностью принимать клятвы богов. И карать за невыполнение этих клятв тоже. Титанида, которой явно не хватало какой-то судейской роли, осталась довольна.

– Позже я подыщу кару, – пообещала она, продрав морозцем по коже присутствующих. – Крониды. Клянитесь же священными водами Стикса никогда не оспаривать владе…

– Да мы и так не будем, – в один голос произнесли мы трое с такими правдивыми интонациями, что Стикс только головой покачала.

Переглядок стало больше, и были они все более подозрительными. Потому как – мы не будем, конечно. Но мало ли оно как бывает. Ведь кто-то же возьмет долю обманом, и вдруг мы будем не согласны…

Стикс перешла к провозглашению жребиев – долгая и унылая часть церемонии – а в зале сгустилось и затрещало растворенной в воздухе молнией напряжение.

Лучше бы мы принесли эту клятву, – вдруг подумалось мне. Потому что если кто-то будет недоволен своим уделом – он всегда сможет обвинить другого, что тот взял долю обманом.

То-то папа в Тартаре порадуется.