Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

Мгновенье? Два?

Пальцы не хотели сползать с рукояти. Они скрючились на ней, вцепились мертвой хваткой и не слушали моих приказов. Или я ничего не приказывал? Или уже и не могу, потому что за плечами у меня – мой друг Танат, который собирается взять прядь моих волос. Сказать ему, что бессмертный, а он плечами пожмет…

«Живые дышат», – скажет.

Я открыл рот и силой запихнул в грудь немного воздуха – раскаленного, с пылью и запахом дикой крови чудовищ. Тут же закашлялся почти до рвоты и понял – жив, бессмертен, как раньше. Тогда велел разжаться пальцам, и они медленно, с неохотой подчинились.

Ладонь была черной – угольно, ожог, каких мне не приходилось видеть; с виду – словно просто испачкался, а саднит так, будто рука лежит на раскаленной лаве, и невнятной болью, стоном последствия отзывается ей то, что внутри меня – любая мысль, любое ощущение, любой вздох, и сама тень корчится за спиной, переживая заново то, что было…

Забудь – приказал я тени. И ты тоже забудь – это себе самому. Значение имеет одно. Ты удержал.

Серп лежал там, где его положили, и выглядел просто оружием – привлекательным, цельным, острым, теперь его могущество стало очевидным. Всем своим видом приглашал – возьми! Ну, чего ты?

– Тварь, – прохрипел я и улегся рядом с ним. Лежал долго, чувствуя, как перестают плясать гефестовы наковальни в висках, видя, как в небо все реже и реже взлетают огромные утесы, вырванные из земли, как рассеивается кровавый чад – весть о падении Крона окончательно решила исход битвы, огрызаться не было смысла, оставалось бежать или надеяться на милость победителей…

А для меня возвращалось время. Трогало мягкими пальцами горящий лоб, вливалось в грудь с дыханием, разгонялось по сосудам с ударами сердца – так-так… это – миги… а вот минута... а вот еще одна, и они не стоят, они текут от прошлого к будущему, от рано – к поздно…

Рано или поздно…

Я оторвался от скалы, которую почти не чувствовал спиной, взял серп Крона – он повис в руках все с той же невинностью – и пошел к той площадке, где стоял отцов шатер. Идти пришлось на удивление долго, огибая трупы и залетевшие метательные снаряды Гекатонхейров, обходя кусты, которые раньше я перелетал в прыжке: как же я несся, Хаос предвечный, а мог остаться на месте, просто положить руку на рукоять… нет, не надо больше об этом.

Словно расходилась свежая рана, только-только взявшаяся корочкой.

Я успел к окончанию того, что было начато Зевсом и Посейдоном. Вокруг тела отца стояли остальные, само тело лежало на пропитанной ихором земле уже кусками – разделанная туша. Я шагнул на площадку, как раз когда мелькнула лабрисса Зевса – и голова отца распалась на две части. Остановившиеся, широко раскрытые глаза, косили: один – на младшего, второй – в пустоту.

А рот – обе половинки – как будто ухмылялся мне. «Рано или поздно», – словно клеймом отпечаталось внутри.

– …в Тартар, – договорил Зевс, утирая брызнувший на него прозрачный ихор. – Больше некуда, обговорено ведь уже. Рубите мельче.

– Остальных тоже в Тартар? – Арес, рисуясь, с удовольствием отсек ступню. Афина поморщилась. Она свое дело делала мрачно, без удовольствия, но как нужное.

Деметра зеленела где-то в сторонке, Артемида и Аполлон вооружились для такого случая: она – коротким мечом, он – лабриссой, как отец. Смачно хакал Гефест, врубаясь топором, не пугаясь брызг ихора. Посейдон единственный пользовался божественной сутью в полной мере: указывал трезубцем, куда нужно, – и куски отрубались сами собой.

Моего появления никто не заметил.

– И остальных… – Зевс посторонился, когда мимо него рухнула часть руки. – Кто с ним был. Гекатонхейры и Циклопы помогут. Гермес с ними вернется – и отправимся.

– Чего спешить-то? – как в бочку прогудел Гефест.

– А чего нет-то? – резонно осведомился Посейдон. – Никто не знает его силы. Запихнем его туда – еще и стражу ставить придется…

– И ворота бы покрепче, – заметила Афина.

– И стражу, и ворота, – веско обронил Зевс. – Есть у меня одна мысль…

Он топнул ногой, посмотрел на месиво кусков и пробормотал:

– Где же Аид?

– А ты его не знаешь? – фыркнула Деметра (она была под цвет чахлой зелени в округе, но позиции не сдавала). – Лазает со своими чудовищами где-нибудь в окрестностях, небось, есть, что им показать и кого себе в свиту набрать…

Проклятие моей дурости. Забыл снять шлем по дороге, да и просто забыл. Я потянул его с головы, шагая из пустоты в середину компании с серпом Крона в руках.

Встреча вышла радостной.

– Подслушиваешь? – прошипела издалека Деметра, остальные молча согласились.

– Умолкни, женщина, – бросил я сорванным голосом (а ведь и не кричал!). – Теперь у тебя есть время, чтобы вспомнить свое место.

Деметра окончательно сливалась цветом с любимыми растениями. Неловкое молчание звенело на поляне спущенной тетивой.

Свистела секира Гефеста – он единственный продолжал разделывать тушу Крона.

– Брат, – наконец неубедительно сказал Посейдон. – А мы тебя ждали. Во, – и повел рукой, показывая на усеянную кусками плоти, пропитанную ихором площадку.

Зевс, как всегда, оказался быстрее, а может, проницательнее. С самого начала он смотрел не на мое лицо, а на меч в моих руках.

– Так это ты, – пробормотал как бы про себя. И вслух: – Вот, значит, каков Серп Крона.

Взгляды теперь скрестились на полном невинности и очарования адамантовом лезвии. Свистела секира. Гефест работал с мужеством отчаяния.

– Трудно было? Ну, из шатра его вытащить и остальное? – Посейдон рассматривал оружие, кривясь. Я пожал плечами. Такие описания по силам разве что Аполлону, мне же, неразговорчивому, не набрать на это слов.

Серп, лишивший Урана плодородной силы и жизней – не одну тысячу наших союзников, невозмутимо покачивался в руках. Рукоять ласкалась к обожженным пальцам, которые она же недавно палила огнем.

– Что сделаем с ним?

Арес заинтересовался: шагнул поближе. Вытянули шеи Аполлон и Артемида: ого, какое оружие! Не хуже, чем молния!

Отвернулась, поведя плечами, Деметра, судорожно сглотнула Гера.

– А может…

Из чьей груди вырвалось – вкрадчивым шепотом? Посейдон, Арес, Артемида? Или шептало само лезвие, соблазнительно подставляясь под взгляды богов?

Даже секира Гефеста перестала свистеть: все смотрели на Серп Времени.

Кроме Зевса: он теперь не сводил глаз с моего лица.

– С концами, – сказал брат наконец. – Только не в Тартар. Расплавить эту дрянь. И все.

Сказано было так, что никто не посмел возразить.

Мы оставили их кромсать тело Крона. Отыскали втроем еще площадку – недалеко. Недавно эта площадка – гладкая, словно зависшая между двумя отрогами – служила местом развлечений для титанов и их подручных. Ветер разносил по ней женские волосы – вырванные, со следами крови. Лежали тут и там обрывки пеплосов и богатых, вышитых золотом поясов.