Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

В противников на площадке будто кто вдохнул силы. Закружились двумя пчелами над ароматным цветком – не нанося ни удара, будто танцуя, только присматриваясь, обманывая друг друга, делая ложные выпады…

Теперь уже и Плеяды оставили дракона, вконец обмотанного ленточками, – сбежались посмотреть.

Офрис, крепость отца, озадаченно пыхтел гнилостью в спину, поглядывал глазками пещер непонимающе: что затеял Повелитель Времени?

« А ведь это так просто, невидимка. Это все пророчество. То самое пророчество, из-за которого он глотал детей. Пророчество о том, что его свергнет сын. Он все еще пытается перехитрить меня. Он задумался над тем, что вы пропустили: почему все считают, что Уран говорил о Зевсе? »

«Но Зевс уже победил его однажды. Зевсу сковали молнии…»

« Невидимка, когда же ты поймешь… Не молнии страшат твоего отца. Не тот из сыновей, кто сильнее всех, а тот, кто больше всех похож на него. Как все тираны, Крон опасается подобного себе. Я никогда не рассказывала тебе, как долго он скрывался за спинами братьев, прежде чем нанести своему отцу удар? »

Повелитель Времени ждал моего ответа. Щурился в небо. Ноги вытянул, чуть ли не ткнувшись подошвами сандалий в огонь, еще и откинулся, как только с чурбака не упал?

А пальцы левой руки полусжаты, будто готовы вот-вот стиснуть стертую рукоять – если вдруг сын решит ударить…

«Он решил, что пророчество обо мне?!»

« Ты был убедителен, невидимка. Ты так хорошо научился внушать ужас. Радуйся – ты сумел внушить его своему отцу, и теперь он готов на многое, лишь бы не встречаться с тобой в битве ».

«На что быть готовым мне?»

« Клянись. Для тебя эта клятва ничего не значит. Я сказала свое слово – у тебя другой противник ».

– Не поднимать на тебя руку. Не встречаться в битве. Это все?

– Ну, за век передышки этого слишком мало, нет, что ли? Хватит уже твоего… черного лавагетства. Иначе твоя слава скоро сравняется со славой моего серпа, а это… – усмехнулся, покачал в пальцах невидимую рукоять. – Чтобы больше ни одного города. Ни селения. Чтобы и из песен выветрилось. Мне все равно, кто там займет твое место карателя – Зевс или Посейдон. И плевать, чем будешь заниматься ты – воевать или разъезжать послом… Но ни единого налета. Ни пожара. Ну?

Маска с него сползала, как сырая глина – начинал проступать тот, из дня освобождения. Печать безумия мелькнула было – исчезла опять…

– Ну!!! – заревели зрители, и Прометей на площадке рухнул подрубленным деревом – почти правдоподобно, только в конце локтем подстраховался. Младший сын Япета вскинул руки к луне, не подозревая, что победу ему подарили из мудрости – пусть себе порадуется меньшой, раз уж ему только это и осталось…

Крики, вой разочарования, хмельные песни, храп, визг – затопили округу, аж к верхушке Офриса хлынули.

Мы с Повелителем Времени, сидя у костерка, вслушивались в то, что было за звуками.

Он – в зреющее собственной груди ликование.

Я – в тихий, едкий смех Ананки за спиной.

Когда я наконец заговорил – тех, кто расслышал, оказалось немного.

Слушал Крон – не скрывая торжествующей ухмылки, как я клянусь никогда не встречаться с ним в бою лицом к лицу и не поднимать на него руку.

Тартар слушал – этот наверняка, я же призывал его имя.

Пламя, небо – эти не в счет, хотя Уран потемнел и будто бы даже опустился, когда пришел черед клятвы Крона. «Мне ты не давал века, – мерцало многоглазое небо, – взял серп и пошел лишать плодоносности. А с этими возишься…»

Еще была Ананка – эта веселилась и вовсю подсказывала слова, когда я клялся во второй раз: в том, что Черный Лавагет отныне исчезнет даже из песен…

Навсегда.

Век – за вечность.

«… а теперь, невидимка, – беги ».

Показалось, наверное. Клятва отзвучала, и празднество начало скатываться к заключению. Махать кулаками или соревноваться в бросках копий больше не хотелось: хотелось вина, тепла и музыки. Плеяды настойчиво упрашивали спеть сторукого Эгеона: тот сперва упирался, потом затянул что-то переливчатое чистым, высоким, серебряным голосом, и не скажешь, что рожей этого певца можно Убийцу напугать.

Прометей ушел с площадки сам, хоть и недалеко: сидел у соседнего костра, протирал раны и трогал щель, образовавшуюся в зубах. Эпиметей крутился рядом с братом, на физиономии у него причудливо смешались гордость и вина.

« Невидимка, ты не расслышал или не понял? Бегом! »

«Что?»

« К колеснице! Сейчас! Как можно быстрее! »

Да легче не бывает. Сидел старший Кронид у костра, с отцом разговаривал, а потом вдруг встал и бегом, к колеснице… Без спутников, потому что один уже нажрался до полной неподвижности, второй до нее же с братом добеседовался.

« Объясняй, как хочешь. А лучше не объясняй, лучше – беги ».

Ох, и напелись бы про такое аэды: глотки бы треснули.

Зайцем трусливым Аид кинулся вдруг от кострища,

Прянул, быстрее стрелы, не попрощавшись, зараза!

Им же, куда он спешит, только гадать оставалось:

Может, услышал он глас, что призывает на битву?

Или ягненка бедро вдруг оказалось несвежим?

Было весело – пьянили принесенные клятвы. Век до битвы. Век – собрать армии, а остальное – пускай…

Хотелось придвинуться к костру ближе, уволочь у кого-нибудь (да хоть у Атланта, он не обидится) чашу вина и отмахнуться от назойливой Судьбы.

« Маленький Кронид… ты разве так и не понял, в чем клялся сейчас? »

Отец вдруг обернулся. Полоснул безумной ухмылочкой – острее своего серпа.

– Ну что, – сказал тихо. – Испытаем клятву?

И без замаха хлестнул по щеке.

Ночь в глазах смешалась с огнем, пролилась ихором из носа и ушей. Удар был такой силы, что на землю я упал уже у другого костра. Это с виду он не выше меня, запрыгало где-то в левом ушибленном виске. Это с виду, а на самом деле за ним – другой род, иная мощь…

Пока мысль толкалась в висок, тело вскочило, пальцы неосознанно стиснули меч на поясе – я так и не снял его, никто меня и не просил…

« Не сметь!!! » – руки Ананки впились в плечи.

– Давай, сынок, – подбодрил Крон, он вырастал впереди, принимал свой истинный облик, заслонял небо и возможность сбежать, позади был Офрис… – Ответь.

Ответь – и окажись в Тартаре, сказала его усмешка напоминанием о только что данной клятве.

Титаны молчали. Стояли вокруг неровной площадки, высвеченной костром. Трещал, стекая в огонь с бараньей туши, жир. Гигант Эгеон все еще выводил свои песни – за два костра от нас, там еще никто ничего не успел заметить.

Я вынул из ножен бронзовый клинок ковки тельхинов. Повернулся к отцу спиной – бросить меч в огонь. Чтобы не было искушения ответить.

На то, что Крон не будет бить в спину, я не рассчитывал.