Ирина Северная - Там, где холод и ветер (СИ)

Он не нуждался в перевязке, его ранения заживали сами собой.

Воин покачал головой.

— Я помогу… — решительно заявила красавица.

Проворно подхватила подол голубого лейне из тонкого льна и дернула за край, отрывая длинную полосу ткани.

На миг он увидел тонкие лодыжки и узкие ступни, обутые в изящные сандалии из мягкой крашенной кожи. Маленькие пальцы напряглись, будто девушка изо всех сил старалась тверже стоять на ногах.

— Ты можешь подойти? — спросила она. — Или лучше оставайся на месте, я сама приду.

Не успел он ничего ответить, как она уже легким прыжком пересекла ручей, миновав преграду, что разделяла их.

Воин упал на одно колено, склоняя голову перед ней. Прижал окровавленную руку к тому месту, где у простых смертных было сердце. И впервые за долгие тысячелетия ощутил, что оно действительно бьется.

Он, сам не зная почему, позволил промыть раны и перевязать их полосками, оторванными от лейне. На самую глубокую рану на плече девушка положила большой лист подорожника, тщательно промытый в ручье, и забинтовав, скрепила повязку булавкой, которую отколола с ворота своего одеяния.

Простая бронзовая булавка в виде цветущей веточки вереска.

Возвращаясь туда, где его ждал долг, воин снял повязки и булавку и спрятал эти сокровища так, чтобы госпожа никогда не смогла найти их…

Он хотел свободы, не имея понятия, что это такое.

Но богиня никогда не отпустит его. Верность ей — это гейс*****, наложенный на него самой Бадб. Не запрет, а обязательство, благодаря которому он существовал. Магия заклятья как кровь питала и поддерживала в нем жизнь, делая вечным спутником, оруженосцем и любовником одной госпожи.

Нарушить гейс означало не только смерть и бесчестье. Проклятой окажется его бессмертная душа, без права на прощение и искупление. Душа, покинув тело, разрушит грань между мирами бессмертных и людей, и будет искать пристанища в телах смертных, проложив тем самым не только бесконечную череду порушенных судеб и исковерканных жизней, но и преступая законы бытия. Все они будут обречены на рабство, неся наказание за его предательство, живя и умирая в муках. Они станут служить Богине войны, оставаясь смертными и уязвимыми, а, умирая, передадут проклятие другому.

Будут меняться эпохи, но проклятье за нарушенный гейс не умрет никогда.

Никто не мог даже приблизительно предположить, чем, в конце концов, обернется гнев оскорбленной Неистовой богини, сама сущность которой — бесконечные войны и сражения. Недолгое утешение ей способны дать лишь раздоры, смертельные схватки и вид растерзанных тел. Чем способна отплатить богиня за предательство верного спутника, с которым поделилась своим бессмертием?

Что будет, если Бадб возглавит Дикую охоту, обратив своих ворон в кровавых убийц и позволив им беспрепятственно перемещаться между мирами?

***

…Где-то высоко, над кронами вековых дубов за толщей тумана послышался тревожный шум крыльев и грубый, хриплый крик ворон. Птицы искали его и метались, не в силах проникнуть сквозь наложенную Друидом магию. Туман укрывал, но также усложнял поиск и лишал сил, затрудняя дыхание и замедляя движение почти уже неживого тела.

Он бессмертен, пока верен Бадб, пока не нарушен наложенный богиней гейс. Но служение ей отныне бОльшее предательство, чем желание освободиться от ее покровительства.

Служа Бадб, он предает ту, которую полюбил больше собственной жизни. Но он ни на миг не забывал о проклятье, не желая оставлять другим участь расплачиваться за него.

Он пробирался сквозь чащу и туман, чувствуя, что приближается туда, где его ждал Друид. Найти то место, не имея подсказок, было вторым из условий, поставленных старцем.

“Ты должен найти меня и поляну, на который я проведу обряд до того, как последняя капля крови покинет твое тело. Я не укажу путь, но на время скрою тебя от глаз богини. Иди и ищи. Торопись, воин”.

Едва волоча ноги, он дошел до двух сросшихся вместе дубов. Здесь его внутреннее чутье безошибочно подсказало ему, что дальше нужно идти не по узкой тропе, а сворачивать в чащу.

Нетерпеливое хриплое карканье ворон, верных слуг Бадб, сопровождало его, не отставая ни на миг. Птицы метались где-то высоко над головой, злобно и истерично горланя, и по-прежнему не видя его. Воин и сам двигался вперед, слепой от слабости и тумана, держа перед собой вытянутую руку, чтобы не врезаться в стволы деревьев, но использовать их как опору.

Наконец он вышел на небольшую поляну, посредине которой из камней и двух деревянных перекладин была выложена большая сигилла*****.

— Ты нашел меня, — сказал друид, едва завидев воина. — Ты выполнил два условия нашего договора. Оставшейся в твоем теле Влаги жизни и отведенного тебе времени должно хватить, чтобы завершить обряд. Не мешкай, вставай сюда.

И друид указал ему на центр сигиллы.

— Ноги поставь на перекладины и держи равновесие, пока все не завершится. Смотри, не рухни. У нас только одна попытка и совсем не остается времени.

Воин молча встал, как ему было велено. Стоять на двух неровных, шатких перекладинах, раздвинув трясущиеся и подгибающиеся ноги, было почти невозможно, но он напряг последние силы и замер, стиснув зубы.

Он чувствовал себя зависшим над пропастью, которая с каждым мгновением увеличивалась. Ноги дрожали, разъезжаясь, и он невиданным усилием сохранял равновесие.

— Слушай меня, воин, — обратился к нему друид.

Седая борода и длинные волосы ниспадали из-под капюшона, скрывавшего лицо. В опущенной руке друид держал ветку дуба.

— После сказанного мной ты уже не сможешь отказаться, потому что каждое произнесенное слово будет частью заклятья, что я наложу на тебя, — произнес старец, подходя ближе и останавливаясь за пределами круга сигиллы. — Решай сейчас.

— Я не откажусь. Ни за что, — сквозь зубы прорычал воин.

— Тогда слушай и принимай свою судьбу. Ты желаешь обрести свободу от служения Бадб и воссоединиться со своей возлюбленной. При этом ты не хочешь, чтобы проклятье нарушенного гейса обрело силу и коснулось других.

Цена твоего желания — отказ от бессмертия и полное забвение. Твоя душа, став свободной, свободы не обретет. Она затеряется во времени, будет скитаться сквозь тысячелетия в вечном поиске, и не будет помнить ничего — ни о том, кому принадлежит, ни о твоей любви. Память обо всем умрет вместе с последним ударом сердца.

— Поспеши, старик! Последний удар моего сердца уже близок… — хрипло выкрикнул воин, понимая, что друид снова испытывает его.

— Держи равновесие, воин. Перекладины не должны смещаться, — невозмутимо заметил старец. — Отрекаясь от верности Неистовой богине, ты нарушаешь гейс, наложенный на тебя при рождении. Ты будешь проклят и душа твоя тоже должна быть проклята без права прощения и искупления. Но после смерти твоего тела я не дам вырваться твоей душе, пока не наложу на неё новый гейс и нареку новым именем. Имя это будет известно только мне, и я не стану предсказывать будущее твоей души. Оно останется сокрыто от всех. В том числе от твоей госпожи.