Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Вальдемар Селиг славился как охотник. В отличие от ангелийских аристократов скальды не перекладывают на слуг всю грязную работу. В частности, сами свежуют и потрошат добычу. Когда Селиг сделал несколько надрезов на моей спине и начал медленно отрывать лоскут кожи, стало ясно, что он задумал.

Заживо содрать с меня кожу.

Я изведала немало боли – Элуа ведает, сколько мне пришлось претерпеть. Но весь мой опыт ни к чему такому меня не подготовил. Я невольно ахнула, когда мучитель повернул лезвие в очередном порезе, а когда сжал пальцами кровящую полоску кожи и потянул, закричала.

Казалось, боль будет длиться вечно.

Глаза заволокла красная пелена. Я понимала, где нахожусь, но одновременно чувствовала себя где-то еще. «Кушиэль», – подумала я, и в ушах зашумело, словно захлопали могучие крылья. Я сделала все, что могла. Какое облегчение – ни за что не отвечать и сдаться, наконец-то сдаться. Словно со стороны доносились мои собственные всхлипы и шепот Селига: «Скажи мне, скажи». Да, знаю, все это происходило наяву, но казалось бесконечно далеким – маленький бурун на краю водоворота агонии, который меня засасывал глубже и глубже. Мир за алой пеленой качнулся, и чьи-то руки силой заставили меня стоять прямо. Боль расцветала в теле от поясницы и выше. Боль затмевала все. Оставалось только вечное, я рушилась в боль, словно в темный бездонный колодец, летя навстречу бронзовой маске Кушиэля, сурового и сострадательного. Его бронзовые губы шевелились, шепча слова, отдающиеся в моих костях. Боль все искупает. Боль – свидетельство жизни и обещание смерти. Я видела лица, много лиц, смертных и любимых: Делоне, Алкуин, Сесиль, Телезис, Гиацинт, Жослен… Их сменяли, как в калейдоскопе, многие другие: Исандра, Квинтилий Русс, Друстан, Близнецы, Парни Федры, мастер Тильхард, Ги… И совсем неожиданные: Хедвиг, Кнуд, Хильдерик д’Эссо, старая дуэйна, Лодур Одноглазый… А в потом смутно вспомнились лица матери и отца, и скальдийского наемника, который подбрасывал меня в воздух, хохоча в густые усы…

И тут я увидела Мелисанду.

Ах, Элуа! Когда-то я ее любила…

Боль резко прервалась, и я вернулась к жизни. Селиг вдруг остановил свой нож, отделявший мою кожу от плоти. Кто-то говорил на скальдийском с жутким акцентом – знакомый голос гремел в ночи.

– Вальдемар Селиг, я вызываю тебя на хольмганг!

Тенны меня отпустили, и я повалилась щекой в пыльную утоптанную землю. Кровь смешалась с грязью. Из рядов скальдов выступил человек, видеть которого было нестерпимо. Я моргнула.

Краденые доспехи и конь для маскировки – ему не впервой – и кассилианское оружие и голубые как летнее небо глаза, сверкающие безумной отчаянной смелостью.

– Элуа, нет… – пробормотала я в ангелийскую землю.

Вальдемар Селиг стоял и смотрел, а потом расхохотался.

– Большего и не пожелать! – радостно воскликнул он, раскидывая руки. – Ох, Один Всеотец, ты воистину щедр на подарки! Да, Жуслин Фирьой, давай станцуем на шкуре, а потом… – Он развернулся и выкрикнул в сторону осажденной крепости. – А потом покажем Земле Ангелов, как Вальдемар Селиг обходится с ее лучшими воинами!

О да, скальды обожают героические поступки и слагают о них песни-легенды. Едва Жослен спешился, на него тут же нацелились двадцать копий, а коня подхватили под уздцы и увели. Краденые доспехи тоже забрали. Сколько-то времени по всему лагерю разыскивали шкуру подходящего размера для хольмганга. Два Белых Брата поставили меня на колени и удерживали за плечи, чтобы я все видела. Карие глаза Селига задорно поблескивали, пока он проверял щит.

С Жосленом никто щитом не поделился. Он стоял налегке, в кассилианской манере, защищенный лишь стальными наручами. Чуть не падая с колен, окровавленная и изнемогающая от боли, я про себя ругала его на чем свет стоит. Неважно, чей выйдет верх в поединке. Селиг не такой дурак, чтобы отказаться от победы ради честной игры. Он сломает Жослена так или иначе, может быть, с моей помощью – и это самое худшее.

«Жослен, Жослен… – твердила я мысленно, и слезы не останавливаясь текли по щекам. – Ты это сделал, на самом деле сделал, ты всех нас погубил из-за своего треклятого обета».

Противники заняли места на противоположных концах шкуры. Жослен скрестил руки и поклонился. Селиг взмахнул мечом, и тысячи скальдийских глоток разразились дружным ревом. Скальды принялись ритмично колотить копьями по щитам. Селиг повернулся к темной крепости и отвесил издевательский поклон. Я стояла на коленях, изнемогая от боли.

Хольмганг начался.

Только поэт смог бы как следует описать этот смертельный танец на тесной шкуре перед гомонящей армией скальдов и молчаливыми защитниками Трой-ле-Мона. Увы, это не в моих силах. Поединщики двигались быстро, очень быстро, а я прошла слишком долгий путь из царства Кушиэля, чтобы ничего не упустить. Мечи мелькали в свете факелов, словно стальные молнии в багровом зареве, слышался звон металла, заглушаемый мерным постукиванием тысяч копий о щиты. В темноте змейками взметывались пшеничные волосы Жослена, заплетенные в косицы на скальдийский манер, когда он уворачивался от жалящего клинка противника. Быстро, но недостаточно быстро. Вот стал темнеть от крови рукав моего кассилианца – меч Селига рассек предплечье чуть выше наруча.

Скальды сбились с ритма, выжидая, что кровь капнет на шкуру. Селиг отбросил треснувший щит и не глядя потянулся за следующим, который уже протягивал верный тенн.

Жослен расслабил завязки на наруче здоровой рукой, подтянул его повыше и закрепил поверх раны, затянув завязки зубами.

Смеясь, Вальдемар Селиг ринулся в атаку, и мерный стук копий возобновился.

Я вижу это снова и снова. Вот готовый к нападению Жослен взмахом меча парирует выпад Селига и тут же сам замахивается, взявшись за рукоять обеими руками. Селиг поднимает щит, готовясь отразить удар сверху. И тут повернутый клинок Жослена чиркает скальда по скуле.

Из раны потекли красные ручейки, обагряя ухоженную бороду. Густая и красная, кровь закапала на шкуру.

Скальды перестали стучать.

В гробовой тишине Жослен поклонился и убрал меч в ножны.

Вальдемар Селиг провел ладонью по щеке и презрительно стряхнул кровь с пальцев.

– За это, – тихо сказал он, направляя свой меч Жослену в сердце, – я позволю тебе прожить достаточно долго, чтобы увидеть, что от нее останется, когда я с ней закончу и отдам на поругание своим воинам.

Я так и знала, что надеяться не на что.

Жослен посмотрел на Селига. В небесно-голубых глазах плескалось спокойствие.

– Во имя Кассиэля, – ровно произнес он, – я служу и защищаю.

И пришел в движение, текучий как вода.

Всем своим приемам кассилианцы дают названия: поэтичные, красивые и благостные, взятые из природы… «птица», «горный ручей», «дерево на ветру». А за мирными словами все та же наука убивать.