Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Черные глаза лукаво блеснули в солнечном свете. Гиацинт схватил самую большую рыбину и обеими руками протянул мне со словами:

– Для тебя, о Вечерняя Звезда, я готов на все. Уверена, что не хочешь попросить своего кассилианца? Не боишься, что он мне позавидует? Или приревнует?

Я невольно захихикала.

– Ничего, я рискну.

Весь день и всю ночь мы шли вдоль берега Альбы, улавливая парусами слабый ветер. А третий день на море встретил нас туманом и штилем, штандарт Курселей вяло повис на грот-мачте. Русс, бранясь, усадил гребцов на весла, и мы мучительно медленно продолжили движение. Зеленый берег то показывался, то скрывался в белесом мареве.

– Сейчас или никогда, – мрачно пробасил адмирал, вызвав меня на палубу. – Приведи своего тсыганенка, Федра но Делоне. Пусть укажет путь.

На этот раз Гиацинт держался серьезно. Он медленно вышел на нос корабля и устремил взор в плотный туман. Головой он слегка водил из стороны в сторону, словно охотничий пес, пытающийся унюхать след, ничего не видя и не слыша. Матросы внимательно следили за ним, полагаясь на его удачливость – как я позже узнала, многих из них Гиацинт уже обчистил в кости, – и даже Квинтилий Русс, невзирая на все свои сомнения, затаил дыхание.

– Ничего не вижу, – прошептал Гиацинт, пытаясь руками раздвинуть влажную пелену перед собой. – Федра, я не могу разглядеть наш путь в этой мгле.

Я подошла к нему; моряки, бормоча, отступили. Жослен молча держался рядом.

– Ты можешь, Гиацинт, я знаю, ты можешь. – Я взяла тсыгана за руку. – Это всего лишь туман! Разве он сравнится с завесой над будущим, которую ты легко проницаешь?

– Это врайна . – Гиацинт поежился; рука его на ощупь показалась мне ледяной. – Родичи были правы, Манох был прав – дромонд не мужское дело.

В борта корабля бились мелкие волны, никуда нас не несущие. Мы угодили в штиль. Гребцы ждали команды.

– Принц Странников, – тихо сказала я, – Длинный путь предначертан и неизбежно приведет нас домой. Постарайся увидеть его, постарайся увидеть, куда нам сейчас идти.

Гиацинт снова вздрогнул, его черные глаза потускнели от страха.

– Нет, ты не понимаешь. Длинный путь бесконечен. Для тсыган нигде нет дома, нам суждена вечная дорога.

– Ты наполовину ангелиец! – воскликнула я и хорошенько встряхнула друга. – Гиацинт! В твоих жилах течет кровь Элуа, которая привязывает тебя к дому, и тсыганская кровь, которая ведет к нему. Ты можешь увидеть правильную дорогу, ты должен ее увидеть! Где Куллах Горрьим?

Гиацинт вновь повертел головой. Черные кудри набрякли от влаги.

– Ничего не вижу, – повторил он, содрогаясь. – Это врайна ! Они были правы. Я никогда, никогда не должен был заглядывать в будущее. Мужчинам не пристало разгонять завесу. И теперь в расплату за мой страшный грех на наши головы послан этот туман.

Я стояла, цепляясь за его руку, озираясь по сторонам. Диск солнца с трудом, но просвечивал сквозь молочную пелену, а верхушки трех мачт в ней тонули.

– Если не видишь сквозь туман, – нашлась я, – то посмотри над ним!

Гиацинт вытаращился на меня, а затем перевел взгляд на грот-мачту, наблюдательная бочка на которой терялась в дымке.

– Оттуда, что ли? – испуганно переспросил он. – Ты хочешь, чтобы я посмотрел из «вороньего гнезда»?

– Твоя прабабушка, – решительно сказала я, – как-то загадала мне загадку. Что такое увидела Анастасия за завесой времени, отчего решилась обучить сына запретному дромонду ? Длинный путь, тсыганскую кибитку и место у костра или затерянный в тумане корабль, везущий кольцо от королевы ее суженому? Тебе решать.

Гиацинт помолчал, уставясь на меня, а потом со вздохом полез на мачту.

Долго-долго мы стояли в тишине, вглядываясь в серую пелену над головами, в которую он нырнул. Корабль лениво покачивался на волнах. И тут послышался слабый далекий крик:

– Туда!

Куда бы Гиацинт ни показывал, с палубы мы ничего не видели. Квинтилий Русс выругался, пробираясь обратно к штурвалу.

– Цепочку, живо! – проревел он, отчего матросы подскочили. – Ты! И ты! – ткнул он пальцем. – Лезьте наверх! Маршан, зови барабанщика, пусть гребцы приготовятся! Последуем тсыганской указке!

Матросы тут же задвигались, подстегнутые волей Русса.

– Северо-северо-запад! – завопил кто-то сверху. – И фонарь на нос, адмирал!

Огромный корабль поворачивался медленно, взрезая туман. На самом носу матрос держал горящий фонарь. Сверху выкрикивали курс, и Русс крутил штурвал, пока фонарь для наблюдателей с мачты не оказался на одной линии с указующей рукой Гиацинта, высмотревшего путь из высокого «вороньего гнезда».

– Все, хватит прохлаждаться, парни! – скомандовал адмирал. – Весла в воду!

Из трюма донесся мерный барабанный бой и громкий голос Жана Маршана. Два ряда весел дружно задвигались, толкаясь от морской глади. Фрегат, набирая скорость, пошел вслепую сквозь густой туман.

Даже не моряку понятно, насколько это было опасно в такой близости к незнакомому и невидимому берегу. Я придвинулась к Жослену, и мы вдвоем принялись наблюдать за тем, как Квинтилий Русс управляет кораблем. Изуродованное шрамом лицо адмирала выражало дерзкую решимость – он кинул жребий. Не могу сказать, долго ли нам пришлось пробиваться сквозь ослепляющую пелену – по моим ощущениям, чуть не до вечера, а на самом деле управились задолго до полудня.

Раздался еще один крик – поправка курса. Направляемые Гиацинтом, мы шли к берегу, все еще невидимому, но однажды мелькнувшему неожиданно близко. Лицо адмирала мрачнело с каждым всплеском, а костяшки пальцев на руле побелели. Внезапно впервые за день поднялся ветер, надув паруса. Гребцы подняли весла, предоставив бризу нести фрегат по волнам.

Мы разом вынырнули из тумана в солнечный свет, скользнув через узкую горловину в длинную скалистую бухту, глубоко врезавшуюся в берег.

Матросы восторженно заулюлюкали, гораздо громче, чем при отплытии. Высоко вверху Гиацинт цеплялся за перила «вороньего гнезда», бледный и обессиленный.

Впереди расстилался каменистый пляж, за которым виднелись зеленые холмы и серебристая лента реки.

А на том пляже нас, как нарочно, уже поджидали до зубов вооруженные люди.

– Бросайте якорь! – рев Квинтилия Русса прогремел громом среди внезапно ясного неба, пока матросы торопливо спускали и привязывали к реям паруса, а гребцы, зарывшись веслами в воду, замедляли ход корабля.

Гиацинт на нетвердых ногах отковылял от грот-мачты. С громким всплеском якорь рухнул за борт. Флагман остановился в глубоких водах бухты боком к берегу. В вышине реял флаг Дома Курселей. Адмирал что-то пробормотал себе под нос, достал из кошеля золотой и, размахнувшись, швырнул его за борт. Блеснув на солнце, монета бултыхнулась в волну. Морской обычай велит заплатить дань Властителю Глубин после опасного перехода.