Евгений Мельников - Возвращаясь на Землю

- Алексей…

- Да, я закончил.

- Молодец. Она взорвется спустя двадцать секунд после столкновения, то есть, через двадцать с половиной минут. – После этих слов началась протяженная, эмоционально переполненная пауза. Генерал думал, какие слова сказать офицеру и, главное, с чего начать. Будучи в своей должности, он объявлял благодарности десятки раз, но теперь почему-то не ладилась его речь, он начал понимать: что бы он ни сказал, этого не хватило бы, чтобы выразить должное почтение лейтенанту.

Вместе с тем, Алексей более не ждал слов, он смотрел вдаль, медленно поворачиваясь, и обводил глазами кривую линию горизонта.

- Алексей…, - обратился Руденко, отбросив свои суматошные раздумья.

- Да, Владимир Сергеевич…

- Боюсь, мне не описать, каков наш долг перед тобой. Мы все обязаны тебе жизнью. - Алексей начал напрягаться, чтобы сдержать слезы, слушая его. Ему хотелось сказать, что благодарность ни к чему, но на это генерал лишь подметил бы его непозволительную скромность. – Таких героев, как ты, еще не было на Земле.

- Я…, - поспешил вставить Алексей, чтоб перебить его. Чтобы произнести следующее слово, ему пришлось еще раз пережевать твердый и горький комок воздуха во рту, - позже выйду на связь. – На этом он выключил приемник и сделал один широкий шаг.

Мягко опустившись на грунт, он сразу же двинулся вперед, целенаправленно и твердо, неизменно удерживая взгляд прямо перед собой. Там, вдалеке, низко над горизонтом, мерцали крохотными точками далекие звезды. Алексей порой задумывался о том, что оттуда, из космической дали, постижимой лишь сознанием, их Солнце казалось такой же маленькой светящейся точкой, и, быть может, кто-то так же наблюдал за ней со своей ни для кого не видимой планеты и тоже мечтал о том, чтобы стать чуть ближе к этому искристому, манящему созвездию.

Но теперь, двигаясь парящими прыжками по лунному полю, в мыслях Алексей был отнюдь не там – он осматривал Землю с высоты своих мыслей – большой, крутящийся шар в глубине его неистовой души. Она, как и раньше, светилась голубым, но теперь немного иначе – как-то тускло и уже не столь загадочно. Воздушная оболочка над ней тоже менялась: облака наплывали все гуще с полюсов, наливались тревожным темно-серым цветом и разносили мертвящую прохладу по континентам, закрывая небо. Растения, страшась, опускали стебли и бутоны под наплывом темноты, животные спешно искали укрытия, горы, леса и долины по всей необъятной поверхности содрогались от гнева. Ожесточенная борьба за выживание вновь толкала природу на крайности, грозовые облака, гигантские волны, смерчи и циклоны гуляли по планете, сметая с ее лица следы человека. Те, кому удавалось спастись от их разрушительной силы, понимали с горечью, что Земля продолжала отдавать долги. Иные же завидовали их участи – сраженные огнем, пулями и радиацией, в свой последний час молившие о пощаде – молившие самих себя. Реки мутнели от всеобщей скорби и крови, что текла ручьями, лесные просторы покрывались непроглядным дымом, огромные города, стоявшие на тревожной земле, все больше уходили в сумрак, свет окон сменялся холодной тенью в черной копоти и пыли.

Представляя эту леденящую сердце картину, Алексей все больше уверялся в своих догадках относительно сущности человека и его места на Земле. “Кто мы? Почему Земля не приемлет нас?” – Спрашивал он себя все громче, и где-то глубоко, из-под корки его сознания всплывал горючей, ядовитой жидкостью ответ. “Мы уже сделали слишком много, чтобы властвовать на ней безраздельно”. Каждый новый шаг к истине бил по сердцу тяжелой плетью и вместе с тем давал уверенность, заставлял запинаться и вместе с тем идти быстрее. Чистая и светлая масса морали, учившая чтить и уважать природу, забитая в его голову с раннего детства, теперь вызывала боль, словно осколок в мозгу – груда острых ощущений, мыслей и воспоминаний последних трех дней жизни тревожили и наполняли ее новым цветом. И теперь в ней, казалось, отдавались проявления глобальных симптомов недомогания: арктические льды таяли, пополняя океан, теплые течения исчезали без следа, земля в солнечных горных районах тряслась и осыпалась обильными оползнями – все это безумно напоминало то, как организм человека борется с болезнью, как резкими выбросами антител пытается вывести заразу. Земля долгое время оставалась в покое, пока назревал этот вирус, но теперь пришла пора сопротивляться… Вместе с тем, он проникает в организм все больше, все сильнее и глубже врезается в недра, истощая, высасывая до капли, отнимая последние силы. Нельзя сказать, кто сильнее в этой схватке, но рано или поздно она закончится, и уже не будет пути назад.

Алексей размышлял, не переставая и, видимо, понимая, что время истекало, и следовало торопиться – торопиться думать и двигаться вперед. “Бывает ли вирус настолько разрушительным, чтобы губить самого себя? Ели да, то однажды он должен исчезнуть, - было, успокоил он себя, - но фатальный исход может случиться раньше”. В любом случае, путь его был един. Человек шел по нему на протяжении тысячелетий, исписывая кровью страницы своей истории. Каждый век ознаменован своей чередой кровопролития. Все зло и ненависть, оставленные на полях сражений, казалось, впитывались и накапливались в земной толще вместе с кричащими душами погибших, образуя то самое чистилище, которым пугают крещеный мир библейские сказания. Мировые религии, грозя адскими муками, призывают к доброте и терпимости и ради мира на Земле развязывают войны. Солдаты идут по чьему-то призыву, чтобы умереть за честь, за веру или за свою страну, порой там, где ее близко нет. Глядя в глаза, черные от копоти, слезящиеся от дыма, видящие мир вывернутым наизнанку, откровенно тяжело сказать, что они жаждут боя. Тысячи воинов идут навстречу друг другу, чтобы, отнимая чью-то жизнь, отстоять интересы тех, о ком даже не знают и кого никогда не увидят в глаза. Их души отданы за чье-то превосходство и в один миг лишаются всякой цены коротким росчерком пера. Много веков назад их судьбами управляли монархи, богоподобные императоры и духовная верхушка, теперь на смену им пришли гигантские и могущественные корпорации, за чьими широкими благотворительными жестами скрыта неудержимая жажда материальной прибыли и мирового господства. Война идет не за территорию и не за веру, а за владение природными ресурсами, которых более недостаточно человечеству для существования. Малые локальные конфликты становятся оплотом большой политики. Их жертвы в безысходности взывают к мировой справедливости и в последние минуты жизни понимают, что этого слова – “справедливость” – больше нет – оно кануло в эпоху рыцарских времен, осталось в поучительных детских сказках. Чтобы творить историю, нужно забыть о жалости, милосердии и справедливости. В наши дни они стали роскошью и уже не входят в привычный человеческий характер. Мы говорим о “человечности”, подразумевая эти, казалось бы, неотъемлемые черты нашего общего облика. Но стоит взглянуть свысока на наши деяния, и этот термин приобретает совсем иное значение. Что могли видеть посланники безымянной планеты, наблюдая за жителями Земли со стороны? Доблесть, честь, сознательность, взаимоуважение? Светлейшую силу, направленную в помощь ближнему? Увы, это была лишь гипотеза, построенная на предположении, что земляне, так же, как они, ценят жизнь других. “Человек” в своем исконном понимании полностью исчерпал себя, теперь это угроза всему живому на Земле; неизвестно, успеет ли он научиться чему-либо, прежде чем кануть в небытие, но природа больше не простит его деяний. Тот, кто хладнокровно опустошает леса ради наживы, смешивает воду и воздух с ядами, заполоняет территорию, еще недавно казавшуюся бескрайней, не сможет жить вечно на зеленой планете.