Ксюша Ангел - Я - хищная. Ваниль и карамель

Тамару унесли. Я не знала, куда. Возможно, наверх, ведь теперь нужно готовится к похоронам. Нарисовать на груди ритуальный рисунок скади — подношение богам, которые помогут ей переродиться. Отвезти ее к очагу и закопать там, в холодной, липкой земле, пропитанной кеном. Отдать последнюю дань предкам. Зажечь свечи.

Эрика в гостиной не было. Он вышел сразу, как приказал позвать защитниц — на улицу, во тьму. Туда, где недавно колдовал Крег.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, — глухо сказал Влад, присаживаясь рядом со мной. В глаза не смотрел, буравил взглядом темную поверхность ковра. — И я рад, что Эрик поставил защиту.

— Я должна пойти. Драться с ним…

— Ты не сможешь, — перебил он. — Как не смогла сегодня.

— Рано или поздно придется что-то решать, — спокойно ответила я. — Не хочу, чтобы вы за меня умирали, это неправильно.

— Что и для кого правильно, решать не тебе.

— А кому? Тебе, что ли? — Я дернулась, чашка выскользнула из рук, с глухим звуком приземлилась на ковер. Чай вылился, оформившись в кляксообразное пятно. — Ты чуть не погиб.

— Но не погиб. И ты выживешь, слышишь! — Цепкая рука больно впилась в плечо, но даже боль эта была далекой и нереальной. — Ты. Будешь. Жить.

— Мне нужно к Тамаре, — устало сказала я, высвобождаясь. На самом деле мне хотелось на улицу — в осень, где ветер рвет последние листья с деревьев. Где морось и воздух свеж настолько, что не можешь надышаться. Стены дома давили. Смыкались вокруг меня кольцом, липли проклятой защитой к коже.

И не выбраться, не уйти, не освободиться, разве что…

Решение пришло на ступенях — между первым и вторым этажом. Такое простое и такое логичное. Я еще раз оглянулась — хищные рассеянно бродили по гостиной. Алекс с Мирославом пытались приделать обратно дверь. Влад у окна разговаривал по телефону. По комнате рассеянно бродил Филипп и почему-то качал головой.

Алиса протиснулась в дверной проем и исчезла на улице. Конечно, она-то может выйти. А я сейчас даже Эрика не могу обнять, потому что он там — за пределами защиты, которую мне не преодолеть.

Нужно отдохнуть. Немного, полчаса или час. Дождаться, пока починят дверь, и хищные разойдутся по спальням. Не все. Защитницы останутся на страже…

На втором этаже меня встретил Глеб. Не говоря ни слова, обнял, и в груди резко стало горячо. Захотелось плакать — громко, навзрыд. Но я понимала: расплачусь сейчас, отпущу себя — не хватит сил и воли воплотить задуманное. Поэтому я настойчиво отстранилась и отступила на шаг.

— Что ты задумала? — нахмурился Глеб, но я помотала головой.

— Ничего.

Нельзя говорить. Даже ему. Эрик умеет читать мысли…

— Но придумаешь, да? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Я пойду с тобой.

— Дурак, — устало выдохнула я. — Никуда мы не пойдем. Я и из дома-то выйти не могу. Защита, забыл?

— Да, точно. И что теперь?

— Спать хочу, — соврала я. — А еще Тому увидеть. Не знаешь, где… — Я замолчала. Слово «тело» застряло в горле, как рыбная кость.

— В спальне, — махнул рукой Глеб в сторону комнаты Тамары. — Там девчонки собрались…

— Спасибо.

Внутри царил сумрак. Горела свеча на прикроватной тумбочке. Рядом на светлой войлочной салфетке кто-то приготовил кисти и краски. Тяжелые шторы закрывали окно. Там же, у окна, стояла бледная Даша. У кровати полукругом застыли девушки. Эля плакала, обняв себя за плечи. Алла хмурилась. Юлиана обнимала ее за плечи. В кресле у детской кроватки Алана сидела Лариса. Она прижимала пальцы к вискам и не шевелилась.

На бледно-зеленом покрывале со сложенными на груди руками лежали Тома и Наташа. Бледные лица, веер ресниц на щеках. Волосы — каштановые, кудрявые Томы и прямые светло-русые Наташи — смешались.

Когда я шагнула внутрь, девушки расступились. Плюшевое покрывало было мягким, рука Томы — холодной. Сколько же я просидела на лестнице?

— Прости, — шепнула я едва слышно. И добавила уже мысленно: «Я остановлю это». Главное, чтобы все получилось.

— Нам нужно… ритуальный рисунок, — тихо сказала Алла, и в голосе ее скользнул холод. Мне показалось, или фраза прозвучала обвиняюще? Впрочем, я и так все знаю. Вслух этого никто не скажет, но Тома погибла из-за меня. Странно, но воспринималось это спокойно. Наверное, шок еще не прошел.

Я обернулась. Юлиана смотрела ненавидяще, но она всегда так смотрит. Эля все так же плакала, а Алла стояла, потупившись. Даша отвернулась к окну и нырнула за занавеску.

Должно быть, друзей в этой комнате у меня не осталось.

Алана я нашла все там же, в спортзале, с Майей. Она водила погремушкой по наспех застеленному меховым покрывалом полу, а Алан пытался ее поймать. Я присела рядом, рыжая положила голову мне на плечо.

— Я не провидица, но чувствую плохое, — сказала она, улыбаясь моему сыну, но в голосе явно ощущался страх.

— Плохое случилось. Но ты не бойся, хорошо, малышка?

— Хорошо.

Майя боялась, но была достаточно смела, чтобы не выказывать страха.

— Я могла бы взять его ауру, — предложила девочка. — Если он придет в следующий раз. У папы сильный жрец, он удержит.

— Если придет, ты обязательно попробуешь, — соврала я и улыбнулась. — И Алекс проведет кроту. А пока побудешь с Аланом?

— Отдыхай, — кивнула Майя и повернулась к Алану.

Отдохнуть пока в планы не входило. Когда я подошла к нашей спальне, Эрик был уже внутри. Голос его — тихий и шипящий — вытекал в коридор из полуоткрытой двери.

— И не подумаю даже. А ты уходи, если хочешь! Я никого насильно не держу.

— Ты пойми, я пекусь не только о тех, кто в доме. Полина — главная мишень, так давай ее спрячем. Влад говорил, у сольвейгов безопаснее.

— Ты видел его, Теплов. В мире не осталось безопасных мест. Мы будем драться, а не прятаться. Влад согласен со мной, а ты, если боишься, уходи. Уводи альва, ведь завтра безумец придет снова.

Мирослав молчал. Возможно, обдумывал слова Эрика, а может, давно уже решил. Я прислонилась щекой к дверному полотну, не решаясь ни сбежать, ни войти, оцарапанная словами, произнесенными не в глаза. Впрочем, какая разница? Могу ли я винить их? Они боятся. Не хотят умирать. Ведь, по сути, в этом доме по-настоящему защищены лишь я, Эрик и Алан — печатью Арендрейта, которая, казалось, сжимает жилу тисками. Остальные — пушечное мясо, и Крегу плевать, кто из хищных погибнет завтра.

Только вот мне не плевать.

— Альва останутся, — наконец, сказал Мир.

Ответ, процеженный сквозь зубы. Которому противится разум, но требует долг. После таких решений рассыпаются привязанности. Сегодня Мирослав лишился воина, завтра может лишиться двоих.

Если у меня получится осуществить задуманное, у хищных Липецка все останется по-прежнему. Почти у всех.

Я прокашлялась, привлекая внимание. Глубоко вздохнула и вошла.