Вера Камша - Лик Победы

«Дражайший отец!

Сомнений больше не осталось – Робер Эпинэ намерен дать генеральное сражение на рубежах мятежных графств. В противном случае он не подтянул бы в Агиррэ тяжелую артиллерию. Я принял решение закончить кампанию здесь и сейчас, что является предпочтительнее погони за мятежниками по всей Эпинэ…»

– Господин маршал, граф Маран.

– Пусть войдет.

Командующий левым флангом генерал Симон Люра, он же граф Маран, был решительным и мокрым. Школа старика фок Варзова давала себя знать – Люра упорно торчал в поле, отлучаясь только для того, чтобы в очередной раз потребовать решительных действий. Чего ему понадобилось на этот раз?

– Господин маршал, прошу разрешения атаковать холмы у леса.

Закатные твари, опять?! На ночь глядя и по такой погоде… Впору поверить, что генерал влюблен и жаждет мести, а не титула и поместий. Надо же, стихи получились, впрочем, мерзкие, как и все вокруг.

– Ваше предложение неразумно, – отрезал Манрик, с трудом сдерживая привычное раздражение. – Дождь, люди устали, к тому же у нас нет точных сведений об артиллерии противника.

– Я покончу с Эпинэ одним ударом! – заверил Люра.

– Именно этого они и ждут. Подождите, скоро у них кончатся боеприпасы.

– Мы должны смыть позор с нашего знамени, – не унимался генерал, – варварская ночная выходка не должна остаться безнаказанной.

– Неужели вы не поняли, что на лагерь напали для того, чтоб спровоцировать нас на поспешную атаку?

– И все же, господин маршал, я…

– Вы будете делать, что вам приказано, – рявкнул Леонард, – по крайней мере, пока армией командую я. Вы меня поняли?

Свежеиспеченный граф понял, причем правильно. Он не забыл ни о том, кто вытащил его из Торки, ни о том, в чьей власти вернуть его в исходное состояние. Отец полагал генерала своей удачей и, видимо, был по своему обыкновению прав. Возможно, был прав и Люра, но Манрик не хотел рисковать, по крайней мере, без крайней на то необходимости.

Сколько у Эпинэ народу и какого, маршал более или менее представлял, а вот артиллерия его беспокоила. Мятеж готовился не год и не два. Мало ли где и каких орудий припрятали герцог Гийом и его сторонники. Осторожность не помешает, тем паче один неприятный сюрприз Робер уже преподнес.

Леонард Манрик присел к походному столу и взялся за перо. В такую погоду только и остается, что писать письма. Командующий армией перечитал почти готовое донесение. Отец будет доволен, а вот ему удовольствие доставило бы одно – подписанное королем прошение об отставке.

Отец не служил в армии, он не знает, что нет ничего хуже, чем перепрыгнуть собственные возможности. Свой предел Леонард понял еще в Торке. Он был сносным начальником штаба при хорошем командующем, но никоим образом не полководцем.

Можно зазубрить все правила стратегии и тактики и оставаться полной бездарью, к каковым Леонард относил и себя. Он очень долго считал самым мерзким в своей жизни день, в который на него нацепили генеральскую перевязь. Оказалось, бывает и хуже. Бездарных генералов хватает, но бездарные маршалы в Талиге – редкость. Леворукий бы побрал отцовское тщеславие и его собственную трусость… Он ни разу не сказал «нет», ни разу! Единственное, на что его хватает, это изображать заносчивую, уверенную в себе скотину. В этом он преуспел, слов нет!

– Маркиз, вы не представляете, что творится снаружи. Потоп, форменный потоп! – Фернан Сабве-Колиньяр позволил порученцу снять с себя мокрый плащ с капюшоном и принялся поправлять воротник.

– Дождь осенью – дело обычное, – поддержал разговор Леонард. Маршалу страстно хотелось взять господина губернатора за шиворот и вытолкать в шею, но он этого не делал, как никогда не делал того, чего хотел. Закатные твари, ну почему отец навязал ему на шею эту парочку? Неужели нельзя было отправить в Эпине счастливого жениха с безутешным родственником, а его оставить в покое?!

Сабве весело потребовал у порученца вина и уселся на табурет, заложив ногу за ногу. Уходить он не собирался. Леонард схватил первую попавшуюся бумагу и сделал вид, что просматривает. Не помогло, над ухом раздалось:

– А вы, маркиз? В такую погоду не выпить – грех.

– Простите, Фернан, во время военных действий я предпочитаю не пить.

– Вы слишком к себе суровы.

– Мне так удобнее, не обращайте внимания.

Что может быть гаже, чем отвечать на лживую любезность еще более лживой?! Леонард утешался, не называя Фернана столь милым его сердцу титулом.

– Дорогой маршал, – проклятье, теперь Сабве в надежде получить в ответ «маркиза» будет бить на звание, – я просто обязан вам сказать…

– Так говорите…

– Но вы же не слушаете! Я считаю, нам следует уничтожить мятежников немедленно. Иначе мы или утонем, или схватим простуду.

– Вы можете избежать этой участи. – Закатные твари, он сейчас не выдержит.

– Что вы имеете в виду? – подозрительно переспросил Сабве.

– То, что вы можете вернуться в Олларию, – огрызнулся Леонард, теряя остатки терпения. Сколько раз клялся держать себя в руках и все равно срывался. Как тогда, с королевой. Маленькая дрянь, вечно из-за нее неприятности…

– Нет-нет, – замахал руками Фернан, – я не могу уехать. Кровь Маранов вопиет…

Вопиет. О потрясающей подлости и глупости покойников. Леонард был полностью согласен с бароном Райнштайнером, хоть в угоду отцу и устроил бергеру выволочку. Восстание в Эпинэ на руку кансилльеру. Прекрасный повод не отдать Колиньярам вожделенную провинцию, а заодно вцепиться в горло остаткам старой знати. Сабве спит и видит вырвать Эпинэ из лап Люра, то есть из лап кансилльера, но отец никогда ничего не отдает, даже такую мелочь, как командование армией.

Впрочем, тут никуда не денешься. Фердинанд сделал жениху Ивонн подарок, Колиньяры обиделись, а отдувается он. Сидеть в этом болоте и любоваться на Сабве, да лучше застрелиться!

– Вам не понять, что значит терять близких не на войне, – разорялся губернатор, при известии о смерти племянника едва не пустившийся в пляс.

– Сударь, я оплакиваю ваши утраты вместе с вами, но несчастный Эстебан, вызывая юного Окделла на дуэль, немного погорячился. Какое несчастье, что у вашего брата был только один сын, а ваша невестка уже немолода и нездорова.

Сабве заткнулся. Слегка приободрившийся Леонард крикнул порученца и вышел что-нибудь проверить. Небесные хляби воистину разверзлись, но лучше хляби, чем Колиньяры и собственная трусость. Нет, пуль и шпаг Леонард Манрик не боялся, а вот отца и собственных ошибок… Говорят, плох тот унар, который не мечтает стать Первым маршалом, а что сказать о маршале, который хочет стать полковником и в придачу убраться подальше от двора?!