Аня Сокол - На неведомых тропинках. По исчезающим следам

— Я бы почувствовал яд исполнителя желаний, — парень покачал головой, — ни в тебе, ни во мне его нет.

Мы вышли к следующему участку, дом которого уже стоял на Ноябрьской, и приблизились к постройке с тыльной стороны.

— Кто еще из психарей способен на такое?

— Не с той стороны смотришь. Иллюзия не внутри нас, — он бесшумно скользнул вдоль стены, — она снаружи. И она из песка, а песок — это…

— Простой демон.

— Или кто-то из его ближнего круга, кто-то достаточно сильный.

— Откуда они узнали, — я вспомнила свой дом, свой подвал, — даже если он или она были в Юково, вряд ли им устраивали экскурсии по подвалам.

— С удовольствием устроили бы, — Мартын пересек Центральную, — только экскурсанты вряд ли об этом рассказали. Из чугунка да под овощами не больно-то поговоришь, — парень притормозил, почесал нос. — Ты права. Без джина не обошлось, он вытащил воспоминание о Юково из чьей-то головы, как макет, а кто-то другой построил песочный замок по чужому воспоминанию. Надо узнать, чья голова такая щедрая, и свернуть ее.

— Мы куда-то идем? — спросила я после получасовой прогулки по улочкам, десятка поворотов.

— Нет, — Мартын взял чуть правее, прижимаясь почти вплотную к домам, — но кто-то идет за нами следом, а я пока не готов к встрече.

Пустая улица создавала ложное впечатление одиночества, но поводов не доверять чутью целителя не было. Я всмотрелась в темные окна и фасады и поняла, что была здесь всего пару часов назад. Не в Юково в целом, а именно здесь, на этой улице, где по левой стороне шла одинаковая пятерка домов.

Я дернула парня за руку и, указав на противоположную сторону, сказала:

— На самом деле дома разные.

— Сбой в матрице, — Мартын посмотрел по очереди на каждую из сделанных под копирку построек.

— Что? Где сбой? — не поняла я.

— Неважно, — отмахнулся целитель, — тот, из кого вытащили макет иллюзии, не помнит точно, кто тут живет, — он повернулся ко мне. — Ну-ка, скажи кто?

— Не знаю, — честно ответила я. — Хочешь свернуть голову, валяй, но я не помню.

Что хотел сделать Мартын и с кем, я так и не узнала. Раздался тихий, на грани слышимости звук, и в икре целителя застряла грязная стеклянная сосулька. Я упала лицом в песок, под хиленькое прикрытие куста. Парень грохнулся рядом, глаза вспыхнули, и мутное острие тут же осыпалось. Песок к песку.

Мартын приподнялся, выругался и исчез, в мгновенье ока скрываясь за углом дома. Двигаясь рядом со мной с черепашьей скоростью, парень делал человеку серьезное одолжение, но даже у него были пределы.

Ветер шевельнул куцую листву, на миг приоткрыв того, кто поджидал нас. Того, кого тоже принято называть «ветром». В темноте хищно изогнулась гибкая фигурка, узкая рука сжимала еще одно стеклянное орудие. Глаза мальчишки охотника вспыхнули алым.

И нечего думать преодолеть открытое пространство, как целитель. Я вжалась в песок и стала отползать назад, мелкие камушки царапали ладони, забиваясь под ногти, одежду и что самое плохое, противно скрежетали. Один невольный взгляд на куст, чтобы убедиться, что ветер все еще там, что все еще поджидает добычу. Листья на ветках качнулись, приоткрывая пустоту.

Охотник тоже был любопытен, но предпочел узнавать ответы опытным путем. Он был слишком быстр, особенно если добыча пытается уползти. Я все еще вглядывалась в листву, когда нога, обутая в яркую кеду, наступила мне на руку.

Я взвизгнула, больше испугавшись появившегося из ниоткуда Ветра, чем от боли. Лицо мальчишки осталось неподвижно. Он поднял голову, принюхался и, отвернувшись от лежащей на песке добычи, скользнул вслед за целителем, оставив меня потрясать пальцами.

Я даже не сразу сообразила, что произошло. Охотник ушел. Ветром скользнул мимо в поисках более достойной добычи. Удивительно, ведь для того, чтобы проломить человеку голову, ему было даже необязательно останавливаться.

Костяшки пальцев покраснели, но, как сказал целитель, зуботычины не в счет. Я встала, бросилась к дому. Прижалась к дощатой стене и осторожно заглянула за угол, готовая в любой момент нырнуть обратно. Но там никого не было. Не мне соревноваться в скорости с нечистью.

Одинаковые дома смотрели на меня с противоположной стороны улицы одинаковыми глазами-окнами. Что-то было за всем этим, что-то значимое, но мы пока этого не видели.

Подумать мне не дали. Кто-то, неслышно подошедший сзади, зажал рот рукой, приподнял и, прижав к себе, потащил в сторону. Я мычала, брыкалась, била ногами и руками. Но неизвестный был не по-человечески силен, а тело, к которому меня прижимали, таким твердым, что казалось выплавленным из металла. Но кого волнуют синяки? Лишь бы голова была на месте, остальное заживет. Еще больше пугало молчание. Веник бы уже не замедлил пошутить по поводу того, что я сама не знаю, чего хочу, прижаться или вырваться.

Меня втащили в ближайший дом. Дощатая коричневая дверь, обои в цветочках и в неопрятных подтеках, скрипящий пол. Черный рюкзак с разорванным верхом и спортивная сумка — наши вещи, небрежно сваленные в углу. Диван, об который точили когти все кошки села, если б они у нас водились, и скорчившийся на нем человек, неподвижный, прижимающий колени к животу. Когда мужчина лежит в такой позе, обычно ему мало дела до окружающего мира.

Меня поставили перед квадратным зеркалом в потертой деревянной раме. Гладкая поверхность ловила лунный свет из бокового окна, придавая отображению глубину. Испуганные глаза женщины, нижняя часть лица закрыта смуглой, покрытой крупными черными волосами рукой. Круглое лицо выплыло из темноты и приблизилось к моему затылку.

— Не орать, — произнес Лённик, я закивала, и он убрал ладонь. — Я просто хочу уйти.

— Я никого не держу, — прошептала я, глядя в отражение черных глаз.

— Но что-то же держит, — он отвернулся, черты круглого лица в полумраке показались осунувшимися, излишне резкими. — Мне не дадут уйти. Меня пытаются убить с тех пор, как я открыл глаза. Час назад твой дружок попытался откусить от меня кусочек, видимо, перепутав со свой любимой падалью. Малолетний ветерок вернул кол, будто бы я соскучился. Налетела какая-то бабка в цыганской юбке — ни силы, ни ума, ломкие человеческие кости, а туда же.

Я закрыла глаза, значит, Алия все еще где-то здесь.

— Но первой была сестренка этого, — баюн посмотрел на скрючившегося мужчину. — Заглянула на огонек примерно через два часа после, того как сынок Константина разобрал девчушку на запчасти. Излишне живая и красивая, как картинка. Нагрянула сразу после того, как вы ушли обсуждать меню падальщика. И, о чудо, она была отнюдь не человеком. Это так воодушевило ее братца, что он тут же решил умереть.

— Жив? — я посмотрела на сына Ависа.