Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

- ..."Презренный убийца". Ну же, закончи свою речь. Звучит грозно.

Наместник стоял на месте . Между ним и креслом Тэски словно высилась невидимая стена - и не хватало сил одолеть её.

- Я хотел закончить иначе. Только спросить: кто ты , барс ? Что тебе нужно среди людей, на моей земле? Для чего ты вмешался в мою войну?

Но Двуликий ему не ответил.

ГЛАВА XXVI

Ти ' арг. Порт Хаэдрана

Чайки дрались за остатки рисовой лепёшки. Они хлопали крыльями, громко топотались по пустому ящику и издавали пронзительные крики. Уна давно не видела ни моря, ни чаек. В последний раз это случилось, кажется, лет в пятнадцать - когда дядя Горо взял её с собой в Хаэдран: иногда он наведывался туда, чтобы купить новую упряжь, охотничьи стрелы или моток крепкой верёвки для хозяйственных нужд - а заодно выпить в местных тавернах, где собирались торговцы и моряки со всего Обетованного.

Лепёшку обронил, наверное, кто-то из миншийских гребцов: всё утро шла разгрузка двух больших галер, гружённых вином, шёлком и пряностями. Теперь галеры с красными парусами бросили якорь и мирно покачивались на волнах неподалёку от берега. Смуглые купцы-островитяне, их люди и слуги ушли в город - отдохнуть, договориться с местными перекупщиками и дождаться следующего отлива. На боку одного из прибывших - поверх лилового одеяния, под складками причудливой ярко-жёлтой накидки - Уна заметила маленький прямоугольный чехол, который ей трудно было с чем-то спутать.

Зеркало Отражений.

Значит, в Хаэдран, вопреки всем запретам наместника и короля Хавальда, всё-таки приезжают маги. А кое-кто из них даже держит в пригороде гостиницу...

Зачем? Почему? Это и обнадёживало, и тревожило Уну. (Расхаживая по пирсу, она даже исподволь начала откусывать заусенцы - старая привычка, не достойная леди ; та, за которую на неё раньше покрикивала мать). Ей казалось, что магия затягивает её в ловушку, в заманчивый водоворот, полный безумных красок - жёлтого и лилового, бирюзового, как морская вода у берега, и серебристо-белого, как Иней в полёте. Ей всё чаще приходится полагаться на магию.

Приходится? Или она сама каждый раз делает этот выбор?..

Будто кто-то бросает игральные кости - или вертит монетку, поставив её ребром. Шун-Ди, верящий в Прародителя, сказал бы, что это судьба; мать или тётя Алисия - что четвёрка богов. Индрис стала бы вновь рассказывать ей о Цитаделях Порядка и Хаоса, о их вечной войне за первенство в неисчислимых мирах Мироздания. Лис... Лис, пожалуй, ухмыльнулся бы и отшутился; с ним невозможно вести серьёзные дискуссии, если он сам не настроен на них.

А сама Уна пока не знала, во что ей верить.

Или, наоборот, уже не знала.

Она вздохнула, убрала прядь волос с лица (ветер дул с моря, обдавая её солью и вонью рыбы: многие рыбаки из деревушек возле Хаэдрана оставляли свои лодки и сети тут же, в бухточке у скал, окаймлявших гавань) и продолжила следить за конфликтом чаек. Их жадность и скверный характер ничем не отличались от вороньих черт, а белые перья вблизи оказались грязными. Уна разочаровалась. Издали чайки красивы - только издали, желательно в небе или над стенами Хаэдрана, над утёсами вокруг... Она плотнее запахнула плащ. В детстве, во время первой поездки в Хаэдран, её восхитило обилие чаек - вместо ворон, сорок и неопрятных городских голубей Академии или Веентона. Весело было кормить их хлебом и сухарями; дядя Горо, помнится, специально для этого заходил в пекарню в южном квартале.

Дядя Горо был добрым. Удивительно добрым... Может быть, даже добрее тёти Алисии, хоть это и сложно вообразить.

Теперь Уна понимала, что никогда не заслуживала такой доброты.

После галер из Минши, днём, в порт то и дело входили альсунгские суда (Уна насчитала шесть кораблей). Торговцы, двуры в кольчугах и шлемах, простые воины... Кучка людей (неясно - слуг или рабов) отволокла в город завёрнутую в ткань, перетянутую верёвками статую. Уна стояла близко, в толпе, и различила грубые контуры; наверное, статую высекли с помощью небольших топориков, а не заботливо сотворили резцом.

- Опять их треклятые северные боги, - просипела какая-то старуха за спиной Уны. - Не доведут они нас до добра. Ох, не доведут... С тех пор, как король прислал в город изваяние Дхасса, штормы стали вдвое чаще. До Великой войны нами правил Торговец и четверо древних богов - вот славное было житьё!..

Ей кто-то ответил, но Уна уже не прислушивалась. Она отыскала себе тихое место - за ящиками и сетями, на восточной окраине пирса - и расстелила на дощатом настиле походный тюфяк Шун-Ди. Тот всюду возил его с собой, свернув валиком. С рассветом Шун-Ди покинул их гостиницу, увязавшись за Лисом: тот таинственно (разумеется) удалился в город - уладить какие-то "последние дела".

Их отплытие должно было состояться ровно в полночь - когда луна займёт нужное место на небосклоне. Так объяснил хозяин "Зелёной шляпы", вручая Лису кошель цвета весенней травы. Лорд Ривэн добавил, что "всё сделать" желательно не в самом порту, людном и после заката, а поблизости - например, в Бухте Лезвия; но хозяин, улыбаясь, покопался в своём сундуке и достал крошечный, перевязанный чёрной ниткой мешочек. Его вязью обегала надпись на миншийском. "Воздушный порошок..." - неодобрительно пробормотал Шун-Ди. Лис гаденько хмыкнул: "Что, знакомое средство, Шун-Ди-Го Благочестивый? Вспомнил бедного стражника из Дома Солнца?" Шун-Ди отвернулся. Уна, как всегда, ничего не поняла в их стычке - и, как всегда, ощутила усталое раздражение. "Щепотку в лицо - и никаких лишних свидетелей, - заверил хозяин. - К нему добавлен тёртый корень акации, то есть обеспечена вдобавок потеря или искажение памяти о нескольких часах. Незачем вам бродить по предместьям: там полно северян и солдат наместника. Всё из-за убийств альсунгцев... В Бухте Лезвия, боюсь, сейчас тоже небезопасно".

Уне не хотелось дожидаться полуночи ни в пыльной гостиничной комнате, ни в общем зале - под двусмысленными взглядами людей лорда Ривэна. Поэтому утром она ушла в порт одна: посмотреть на море, на приезжих и хаэдранцев. Может, выпал бы шанс немного отвлечься, заглядевшись на какой-нибудь редкий товар из Минши или Кезорре (например, книги), - но не повезло. Только ругань, толкотня, вонь пота и рыбы - и вездесущие чайки.

На секунду Уна закрыла глаза. Тень утёса нависала над ней; море равномерно шумело под серым небом в робких проблесках голубизны. Она обняла колени под плащом и улыбнулась: хорошо было, когда дядя Горо привозил ей отсюда странные ракушки... Ей нравилось водить по их изгибам, сочиняя не менее странные истории - в том числе до того, как появились первые сны и видения Дара.

Тёплая волна прошлась по телу, отдаваясь покалыванием в кончиках пальцев. Здесь её никто не видит - соблазн снова слишком велик. Уна прошептала заклятие, начертила в воздухе нужное сочетание знаков и мысленно устремилась к своему зеркалу.