Татьяна Зингер - Правила эксплуатации ведьмы (СИ)

вооружившись зубами и «незаметно» взбираясь по ноге хозяйки. Я зашипела от боли, он —

от недосягаемости обеда. Пришлось разделить тушку пополам. Животное мурлыкало и

пожирало доставшуюся ему часть с такой спешностью, словно я морила его голодом.

Задор испарился, но я всё-таки искромсала мясо, выложила его в горшочки и запихнула

поглубже в печь. Авось и не отравимся.

Вернулся отмытый и неожиданно покрасивевший, распаренный Лис. Юноша заметно

подобрел, обмяк. Свои вещи он постирал, чем вызвал во мне дополнительное одобрение.

Варрен уселся на стул, отогнал заляпанного кровью Кота, и задумчиво узнал:

— Нечем заняться?

— Почему?

Я принюхивалась к аромату из печи. Тот вышел вполне сносным, даже вкусным. Вид бы ещё

не подкачал.

— Дом, кормежка. Что тебе надо?

— Эй! — Мною завладел праведный гнев. — Ты вломился сюда с ножом, принялся угрожать

по поводу и без. А я, дура наивная, решила помочь. Как ты смеешь подозревать меня в

корыстности?

— Как раз потому, что я вломился сюда и не собираюсь ласкаться, я и спрашиваю цель твоих

действий. Любая безвозмездность должна оплачиваться, — выпалил Лис.

Я, считая себя оскорбленной в лучших чувствах, отвернулась от мрачного варрена. Никогда

не помогай обездоленным, несчастным, страждущим. Никогда.

Эти гады имеют особенность привередничать.

***

Вечер не предвещал плохого, но в предзакатном часу ко мне вздумал кто-то вломиться. Лис

предусмотрительно заперся в погребе. Нетерпеливый гость побарабанил в дверь, наконец, сломал хлипкую защелку и ворвался в сени. Предо мной предстала запыхавшаяся троица: лысый хиленький мужичок, дородная дама в необъятном переднике и белобрысый

босоногий мальчонка, старательно ковыряющийся в носу.

— Госпожа! — женщина бросилась целовать мои ботинки. — Спаси нас, грешников!

Мужик упал на колени и забился в поклонах. Мальчик, издав протяжный стон, плюхнулся

рядом с ним.

— Вы бы встали да рассказали, что стряслось, — промямлила я.

И они заголосили разом:

— К нам забрался бес!

— Неспокойный из низов землицы решил прибрать наши почерневшие души!

— Мамуся, папуся, это кошечка! — заныл ребенок.

Я обескуражено моргала. Глава семьи, долго подбирая слова, объяснил причину безумия.

Поутру их сынишка нашел маленькую огненно-рыжую кошечку, столь милую, что родители

пристроили ее в сенях. Кошечка отпилась молоком, заснула за печкой. Но позже, когда

солнце скрылось за кончиком гор, обратилась устрашающей бабкой, закутанной в серую

шаль. И начала проказничать: пороняла горшки, надкусила все луковицы, прокляла мать с

отцом и исчезла. Правда, голос её и после выкрикивал ругательства.

Семья «поняла», что столкнулась с бесовским отродьем. И в полном составе отправилась ко

мне, как к единственной спасительнице, за подмогой.

Удивительно, но жители славного Капитска не слышали о кикиморах. Те частенько

пакостничали деревенским. Достаточно пустить обернувшегося кошкой духа за порог, как он

освоится и посчитает дом своим. А значит, попытается вытурить оттуда предыдущих

владельцев. Кикиморы в общем-то безобидные, и их никто толком не боялся. Просто не

привечали кошек, а уж если по глупости впускали духа, то ставили под лавкой плошку

сметаны. И кикимора вылизывала её за месяц-другой, потом требовала добавки и опять

затихала.

Но горожане оказались куда изнеженнее, наивнее. Очевидно, и домовых не видали, и с

лесавками в чащобах не встречались.

Семейство осталось ждать за калиткой родного жилища, правда, храбрый ребенок

намеревался пойти со мной, но мать обхватила его и не позволила «идти на верную гибель».

Я, ухмыльнувшись, вошла в дом и задорно свистнула.

— Чего визжишь, спать мешаешь? — прошмакало где-то в углу. — Хочешь остаться без

ушей? У-у-у.

Кикимора противно взвыла.

— Показывайся, шалунья. Я тебя всё равно не боюсь.

Кикимора неохотно появилась из-за печи.

— Ведьма, что ли?

— Чародейка. Неужели думаешь, что если здешние такие простофили, то ты можешь их

дурачить?

— А чегось? — Кикимора наморщила сухонькое личико с крючковатым длиннющим носом.

— Кики тоже хочет жить правительницей, а не по болотам прятаться. Кики сослали в этот

поганый городишко злые лешие! Кики устала от бродяжничества! Все сестрицы давно

властвуют в хоромах, а Кики бродит неприкаянная по свету белому. Кики не хуже всех!

Я почесала переносицу.

— Я ведь тебя изгоню. Учти, будет больно. Лучше убирайся сама.

Честно говоря, чары по очистке помещений от сторонних существ я забыла. Но пригрозила

кикиморе кулаком и захрустела костяшками пальцев, будто разминая пальцы перед волшбой.

— Да куда тебе, простоволосая девка, против Кики бороться! Кики и сильнее, и хитрее!

Кикимора, завернувшись в шаль, обратилась рыжей кошкой. Глаза той загорелись алым

пламенем.

Я фыркнула и подошла к кошке, ловко схватила ее за загривок и на вытянутой руке вынесла

наружу. Кикимора вырывалась, пыталась оцарапать когтями. Но тщетно. Я плюнула трижды

через правое плечо да метнула кошку в ближайшие кусты. Кикимора обратилась в бабку и, громко ругаясь, испарилась. Семейство глядело на меня с немым восхищением.

После, опомнившись и перестав биться лбами о землю, они сулили несметные богатства, почет и уважение всех капитчан. На представление собралась округа. И я ускользнула под

общий гвалт, пока глава семейства рассказывал о моих подвигах и боевых ранениях.

Лис встретил меня с усмешкой:

— Помогаешь страждущим?

— Завидно? — огрызнулась я, стягивая башмаки.

— Я всего лишь пытаюсь завести беседу.

Всё. За вечер варрен не произнес ни слова. Он, решив сполна оплатить доброту, до ночи

починил перила, вкрутил ручку в ящик комода, подмел на чердаке и вымыл всю посуду.

Сумерки прошли, как и подобает, молниеносно. Небо только покрылось розоватой пеленой, как вскоре улицы скрыла густая темень. Сотни крошечных светлячков осели на листьях

раскинувшейся во дворе березки, и я заворожено наблюдала за золотистой пляской. Кот

грациозно прыгнул на колени, впервые не свалившись от неуклюжести. Я погладила черное

создание за ухом. Он свернулся калачиком, покачивая длинным хвостом в такт

накрапывающим каплям начавшегося дождя.

Внутри поселилась непроглядная тоска и бессилие, будто я — бабочка, которая зря проводит

быстротечные деньки, размениваясь на бесполезные попытки достичь солнца и опаляя

крылья в пламени свечей.

С Лисом мы не обменялись любезностями, добрых снов не пожелали и улеглись спать в

молчании. Из-за стены доносилось только поскрипывание старых деревяшек под телом