Елизавета Голякова - Дороги своих любят (СИ)

И снова нам путь в неизвестное лентой под ноги ластится,

А истрепанная старая карта как раньше в котомку ложится,

Что в этот раз мы искать пойдем, братец, по этому черствому свету?

И не разведут ли нас в стороны ветры, моря, люди, сны и рассветы?..

Менестрель Осверин, десятью годами спустя.

В Обитаемых Землях давно не было войны. Во время последней Железная Империя подчиняла себе новые территории захватывала новые варварские племена. Часть Империи – наиболее цивилизованная и развитая, с многолюдными красивыми городами и ухоженными дорогами – по праву входит в Обитаемые Земли, считаясь сильной и богатой. Но огромные просторы, лежащие за ее пределами, снискали себе славу гиблых мест беззакония, где царствуют дикие и жестокие варвары. Имперские солдаты кровью и потом держат их в железных тисках, но служба эта опасна и неблагодарна.

Если беглые преступники, разбойники, грабители, осужденные на казнь и объявленные в розыск бегут при первой же возможности на легендарный Сирр или пытаются затаиться в глубинках, не привлекая к себе лишнего внимания, чтобы потом постепенно найти себе честное занятие, то в Железную Империю не бегут даже самоубийцы. Жить там действительно нельзя. Вообще никак. Тот, кто не родился неотесанным варваром, не переживет на диких землях и нескольких часов после заката, не то что всю ночь. Могущественная Империя выступает надежной защитой цивилизованный королевств и княжеств от самой себя же, и потому ее боятся и уважают: в случае войны достаточно будет просто открыть варварам границы и дать им хорошее оружие, чтобы на долгие годы утонуть в обоюдно проливаемой крови.

Обитаемые Земли отгородились от опасности широкой быстрой рекой, никогда не ведающей покоя, и грозные воины вечно несут свою стражу на ее берегах.

Под высоким деревом-гигантов стоял, запрокинув голову, пропыленный путник в некогда богатой и красивой одежде. Глаза его смотрели честно и прямо, лоб не избороздила ни одна морщинка печали, губы привычно складывались в полуулыбку. Он прошел немало дорог, лицо его обветрилось и загорело, волосы выцвели на солнце и ветру. За спиной у путника весел тяжелый длинный меч, и рукоять его поблескивала драгоценными камнями. Искусным мастер ковал это оружие, верой и правдой служил клинок своему хозяину, не раз выручал из беды, спасал жизнь, помогал постоять за себя и друзей. Путник сощурился на ярком солнце, приложил козырьком руку к глазам и стал пристально рассматривать раскидистые ветви лесного исполина.

– Рин, ну что там? – крикнул он куда-то наверх.

Листва зашевелилась, и, держась одной рукой за невидимую с земли опору, вниз бесшабашно свесился человек.

– На западе уже граница, – сообщил он бойко, – а с севера идет грозовая туча. Что делать будем?

Его друг беззлобно чертыхнулся и помахал рукой, мол, спускайся скорее. Тот кивнул и снова исчез в ветвях, чтобы через считанные мгновения спрыгнуть на землю рядом с воином. Огляделся, подхватил прислоненную тут же к стволу гитару. Менестрель.

Длинные волосы музыканта заплетены в растрепанную косу, в ухе – серебренное колечко. Пальцы у него тонкие, длинные, ногти обгрызены и покусана кожа. По щеке тянется едва заметной нитью удачно заживший старый шрам, губы обветрены от еды и пения на ветру. Глаза смеются.

Им обоим не больше двадцати, если встретить этих путников на тракте и проехать мимо. Но если завести разговор ни о чем, завернуть в придорожный трактир, разомлеть от тепла и света, устало откинуться на спинку стула и предложить менестрелю сыграть... За несколько минут молодые ребята превратятся в вечных странников без возраста и страха, в людей, которые уже что-то большее, чем просто люди. Спокойные взгляды станут лучиться чем-то далеким и дивным, словно они много раз уже рождались и умирали, а сейчас просто идут по новой дороге куда-то в им одним ведомые дали... Или это просто вино и красивая музыка так туманят разум. Вскоре двое путников переглянутся, положат трактирщику на стол плату за ужин и выскользнут в мягкие вечерние сумерки, оставив что-то важное недосказанным и словно давая понять, что каждому дано разгадать это только самому.

– Далеко твоя туча?

Менестрель пожал плечами.

– Может, к ночи доберется. Но ветер скверный, меняется каждую минуту... Вдруг пронесет?

– Вдруг пронесет, – легко согласился воин. – Но ночлег все равно придется искать, да и ужин бы...

– Аскольд, ты не у отца в замке, не забывай! Закатай губу обратно.

Тот хмыкнул и поправил меч за спиной.

– Такое забудешь, конечно!.. Ну что, беспамятный певец, который помнит тысячу песен и забыл одну единственную дорогу, следуй за мной и помалкивай!

– Ах вот ты как?! – в притворном негодовании воздел руки к небу менестрель. – О боги, за что мне такие испытания?!

Мгновение длилась тишина, а потом друзья посмотрели друг на друга, одинаково фыркнули и расхохотались. Ситуация и правда была до смешного дурацкой, но им было не привыкать.

Дорогу все-таки нашли. Вернее, Аскольд нашел – и вывел, ни минуты не колебаясь. Своему чутью он привык доверять, воину без этого никуда. Теперь они шли куда-то на юг по узкой пыльной дороге, то молчали, то вместе придумывали менестрелю новые песни. Они казались похожими, словно братья: в чертах их не было поразительного сходства, но зато было что-то неуловимое, вроде выражения или взгляда, что никак не удается точно разглядеть и показать, но играет гораздо большую роль чем цвет глаз или волос. Собственно, они и были братьями – названными, выбранными однажды по великой дружбе, а не рождению, но оттого еще более гордыми этим и родными.

– Осверин? – спросил вдруг воин и посерьезнел.

Тот оторвался от созерцания облаков, прервал беспорядочные и плохо зарифмованные стихи и повернулся к брату. Вопросительно посмотрел на него.

– Сегодня, кажется, ровно половина, – помедлив немного, наконец вздохнул Аскольд слегка виновато, – я обещал отцу.

Менестрель понимающе кивнул. Друг искал в его взгляде хотя бы тень немого укора, но сумел разглядеть только легкую грусть.

– Быстро время прошло! Он дал тебе четыре года, верно?

– Четыре года, вот этот меч и один добрый совет. Хорошо же он купил у меня обещание вернуться! – усмехнулся Аскольд.

Осверин хмыкнул и тут же спросил:

– А что за совет? Не впутываться в приключения вроде наших?

– Не пить островного вина, – плохо сдерживая смех, ответил воин, и братья снова дружно рассмеялись. Четыре года – долгий срок. Они успели пройти много дорог, спеть много песен и повидать много мест, успеют и еще больше.

Где-то в отдалении раздался раскат грома, но небо над головой оставалось ясное, ярко-голубое. Может, бурю и правда пронесет мимо?