Игорь Семёнов - Катавасия (СИ)

Стреляли от реки. Ямурлаки, забыв о пленниках, метались по луговине, падали, пронизанные двумя-тремя стрелами каждый. Всё было закончено за несколько мгновений.

Каурин, успевший освободить Вяза и Дедкина, подхватил на всякий случай чей-то меч, встал, прикрывая собой товарищей. Виктор с Рыжаком, бледные от потери крови, стояли, пошатываясь, поддерживая друг друга.

От реки, поблескивая бронями, поднимались пятеро пеших. Трое держали наготове луки, направляясь к спасённым. Остальные двое с мечами разбрелись по лугу, временами склоняясь над трупами ямурлаков, отыскивая, нет ли среди них затаившихся живых.

Вяз, рассмотрев подходивших, облегчённо выдохнул:

- Слава Богам! Берегини! - и обессиленно опустился на траву.

Глава 15

- Очнулся? - услышал над собой Марцинковский, - пей теперь. Голову-то приподними.

Александр открыл глаза: над ним склонился кряжистый вислоусый мужик в воронёной кольчуге, настойчиво тычущий в губы баклажку с какой-то горечью. Часть жидкости пролилась, смочив губы, это было более чем достаточно, чтобы сжать рот покрепче и замотать головой. Мужик настойчиво ткнул горлышком в губы:

- Жри давай! Не дитя. Сам знаешь, небось: горькое - лечит, сладкое - калечит. Получил по башке, так - лечись! Тебя как звать-то?

- Лях. (Марцинковский твёрдо решил принять новое имя.)

- Так вот, Ляше: почему кота по голове бить нельзя, знаешь?

- Ну?

- Гадить станет, где попало! Вот тебе и ну.

- А я при чём?

- При том! Чтоб в гостях по углам ненароком не наложил.

- Понял.

- Тогда пей. Меня Глуздом звать.

Лях (начнём и мы называть его новым именем) присел, огляделся: он лежал на траве возле одного из возов. Какие-то мужики стаскивали трупы ямурлаков в свежевырытую яму. Неподалеку на заготовленную поленицу дров уложили тела погибших обозников, их оружие, вещи. Александр поискал взглядом товарищей: Лютик, по прежнему без сознания, разметался неподалеку, над ним склонились, что-то делая, переговариваясь между собой две девушки, непонятно откуда взявшиеся. Впрочем, обе были в бронях и при оружии. Остальные, белея свежими повязками, лежали поодаль, не двигаясь.

- Что с ними?

- Живы-живы, спят только, - успокоил Глузд, - берегинь благодари. Каб не они... Мы-то припоздали. Мальчонка охлюпкой в слободу пригнал, из тех что с обозом шли... Поспешали, а тут всё уж. Ни обозников, ни ямурлаков. Нелюдей-то берегини стрелами прикончили. Они и лечить взялись. Без них бы - не выжить твоим приятелям.

- Берегини? А где они?

- Да вон же! Две - с парнем возятся, остальные - с нашими тризну готовят.

Мимо прошли двое дружинников, оживлённо беседуя:

- Ох, и коней видел!

- Где?

- Да тут рядышком! Возле леса ходили. Один - вороной, здо-о-ровущий такой зверюга! Другой - буланый. Чуть поменьше будет, но тоже здоровый. Красавцы! Оба под сёдлами. Поймать хотел - не дались. Вороной меня ещё долбануть хотел, чудом увернулся. Я ему общим языком - не понял, чудило такое! Или просто не поверил.

- Эт, небось, кого из тех, что с обозом шли. Теперь - бесхозные. А, может, и нелюдские кони-то! Раз уж всеобщей речи не знают!

- Не-е-е, у ямурлаков конь мелкий, грязный, неухоженный, да и клыкастый к тому ж. Слышь, может, вместях сходим, изловим. Арканы возьмём...

Лях, приподнялся, перебил говорившего:

- Где кони? Ну!

- Твои что ль? - повернул голову ближний - тощий, наголо бритый пожилой дружинник с серьгой в ухе, - А чем докажешь?

- Да ладно тебе, Клёст! - вмешался второй - скуластый светловолосый парень - Когда слав лжу говорил!

- А почём я знаю! - огрызнулся тощий, - У него вон и одежонка не нашенская, и руки синим изрисованы! Можа, какой нелюдь новой породы! А ты сразу - слав! Щас вот узнаем, откуль взялся такой красивый! Глузд! Ты бы с Птахом связал его пока, а я берегинь кликну, нехай проверят.

Услышав разговор, одна из берегинь, отвлекшись от Лютика, поднялась, держа на отлёте выпачканные кровью руки:

- Чего плести-то? Сами видели: бился он с нечистью, друзей защищая.

Клёст не сдавался:

- А сам кто такой? Не обман ли это? Вдруг, вас почуяв, разыграл всё, своего часу дожидаючись.

Берегиня сдалась:

- Ладно уж. Лечить мы тебя не лечили, на тяжёлых сил хватило б, - она вздохнула, - Очухался малость? Песни какие знаешь? Спеть сможешь?

Марцинковский оторопело посмотрел на девушку:

- Какие песни? Вы чего, с дерева упали? Не знаю я ваших песен! Нашли время!

Лицо берегини изменилось, стало жёстким. Она потянула из ножен меч.

- Вы чего! - Сана двинулся было в сторону.

- Стоять! - в спину ему ткнулся клинок Глузда, - А я-то с ним по-людски! Ты, парень, или пой, если умеешь, или приколю на месте!

- Да вы чего?! - заорал Марцинковский - за кого...

- Если человек, так споёшь, - объяснила берегиня - нечисть, она песен не знает, музыки не ведает. Иль не знал?

- Да не знаю я ваших заморочек дурацких! - взорвался Лях - Ну, ладно, затыкайте уши, петь буду. Сразу говорю: мне в детстве медведь на ухо наступил!

Давление меча в спину несколько ослабло. Александр набрал воздуха и начал первое, что пришло в голову, наиболее подходящее, по его мнению к этому миру, оставшееся в памяти ещё со школьных лет:

- Колокольчики мои,

Цветики степные!

Что глядите на меня,

Тёмно-голубые,

И о чём звените вы

В день весёлый мая,

Средь некошеной травы

Головой качая?

Конь несёт меня стрелой...

Через пару куплетов Лях выдохся:

- Всё, дальше не помню, хоть убивайте!

Огляделся: лица берегинь и воинов потеплели, Клёст, улыбаясь, протягивал руку:

- Давно бы так! Тебя Ляхом звать? Меня - Клестом кличут, знаешь уже. Чудак-человек, говорил: петь не можешь! А сам вон что выдал.

Подошёл Птах:

- Ты это, слова мне спиши. Песня хорошая, когда ещё новую услышу. Сам слагал?

- Ты что? С детства помню.

- А я вот пробую..., - Птах вздохнул, - пока не очень выходит.

Клёст заржал, треснул парня по плечу:

- Да будет тебе скромничать! - Клёст развернулся к Марцинковскому - Его песни и так уж весь Славгород поёт! А он всё: "плохо", да "не то", мол "пока ещё настоящую не сложил". А те какие? Самые что ни на есть настоящие! - убеждённо закончил он, обращаясь уже к Александру:

- А ты, друже, говорил, что кони твои там ходят? Оба?

- Вороной - мой, буланый - Валеркин - Лях указал на спящего Каурина, - Тут где-то ещё наши кони были.

- Не журись! Отыщутся! Пока пошли тех ловить. Идти могёшь?

- Потихоньку смогу. Я - в порядке, только голову малость кружит. - Александр повернулся к берегиням, - А парень этот как? Жить будет?

- Будет, - ответила девушка, - полежать только придётся дня три. Мы ведь тоже не всесильные. Раны срастили, да телу всё одно окрепнуть надо, да и руды много потерял. Кровь-то только сама в теле накопиться может. А ты что, как звать его, не знаешь? Я думала: вы вместе с обозом шли.