Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

Вот вроде министр внутренних дел у нас умнее военного и научного вместе взятых раза в два, а тоже не понимает: катастрофу устроить легко, а вот ликвидировать последствия — долго и нудно.

Терпеливо пояснил:

— Перепиской мне заниматься некогда. Передайте на словах: сейчас, только от своей избавлюсь. — И повернулся к дверям, они распахнулись в мраморно-золотой холл.

Офицер поспешно сунул свёрнутое письмо через моё плечо, лист упал на мерно вздымавшуюся грудь жены.

Стоило шагнуть в холл, воздух изменился, магическое напряжение заставило вибрировать старенькие чары.

«И что за спешка? — мысленно возмущался я. — Можно подумать, жена ему мешает. Наверняка запер её в самом глубоком подвале, а мне пишет так, словно ему жить не дают».

Нелестно думая об очередном торопливом государственном муже чуть не влетел в двери своей комнаты. Развернулся и промчался к следующим. Они отворились.

Алый будуар блистал золотом и шёлком ещё со времени, когда мама была полновластной хозяйкой рода. В углу на последнем издыхании журчал фонтан. Я положил жену на громадную кровать с балдахином: хорошо смотрелась на расшитом золотом бархате, только помыть надо.

И одеть. Я её точно из спальни призвал: не может девушка в таком виде где-то ходить.

Забрав письмо, укутал жену краем одеяла.

— Спокойного сна.

А мне пора разобраться с порталом в другой мир. Интересно, почему жёны вернулись?

***

Тело ныло так, словно я пару часов в спарринге мочилась. С трудом повернулась, кровать отозвалась привычным скрипом, я поморщилась. Веки тёмные, значит, ещё глубокая ночь. И…

Воспоминания ударили адреналином, сердце взвыло в груди, глаза распахнулись: я была дома. Спальню тускло освещал ночник, окно за занавеской и жалюзи казалось чёрным.

Руку плотно обхватывал будто прямо на ней отлитый браслет с эльфийскими узорами.

Спала я в грязной одежде. Но, главное, дома, а не в другом мире…

авлик… сердце неприятно ёкнуло, но после забега по иномирью его измена так, цветочки. Правда, непонятно, почему «благоверного» нет. Со Светкой где-нибудь празднуют моё исчезновение?

И ведь, гад, даже фотографию нашу свадебную из рамки на стене вытащил, а саму рамку зачем-то оставил висеть. Схватив подушку Павлика, швырнула в пустую рамку, та рухнула на пол под звон стекла. Стало тихо-тихо.

Как там девочка? Брюнет о ней позаботится или выбросит на улицу? Глаза-то у него добрые, но кто знает…

Включив светильник над кроватью, снова внимательно оглядела браслет: вдруг в переплетениях узоров прячутся щель, замок, шарнир — нет, глухо. Магия, будь она неладна!

Думать ни о чём не хотелось, я прошла в ванную, стараясь не глядеть на выбитое стекло в кухню. Двадцать минут горячего душа, пять минут рыданий — и я была почти как огурчик, а ноющие мышцы — можно было представить, что я просто хорошенько потренировалась накануне.

Только девочку жалко.

Вытираясь полотенцем, вышла в коридор.

За окнами было темно. А в квартире по-прежнему тихо-тихо.

Ни громко работающего даже среди ночи телевизора справа вверху, ни круглосуточного детского плача ребёнка с коликами под нами. И любитель рэпа слева тоже вёл себя подозрительно тихо даже для ночи.

Что-то не так.

Холодок пробежал по нервам и под коленями защекотало.

Тихо.

Здесь неестественно тихо. Даже шума машин и гудения холодильника нет.

Выронив полотенце, пробежала в кухню, к окну, отдёрнула штору: темнота. Просто беспросветная тьма за стеклом. И в гостиной, и в спальне. Попробовала открыть окна — стояли намертво, будто отлиты вместе со стеной.

Вот теперь стало реально страшно, страшнее, чем в неведомом городе волшебного мира. Только бы меня не замуровали: с человеком можно совладать или договориться, с толстыми каменными стенами — нет.

Желудок скрутило, к горлу подступил ком.

Задыхаясь от панического ужаса, я подступила к двери.

— Только бы там был выход, — меня начало потряхивать.

Быстро провернула замок, ручку — и отворила дверь.

Подъезд. Всё как обычно, даже скол на ступени и царапок от ножа на кнопке звонка у соседа-репера. Мрачный свет ламп…

В окне между этажами — темнота, как за окнами моей квартиры.

И тишина, точно в склепе.

Это не мой дом.

На руке резко потяжелел браслет.

Рванулась вниз, миг — я у двери на улицу, такой родной, в узорах чёрной и красной граффити, с сакральной припиской из трёх букв. Распахнула…

***

«Неужели идея отправить жену в другой мир предкам не приходила? — я вытащил из ящика свежую порцию заплавленных в консервирующее стекло древних листов. — Или нам просто не повезло, и упоминания об этом не сохранилось?»

Взглянул на портальный узел, вольготно лежавший посередине моего стола среди консервированных листов и хорошо сохранившихся страниц.

Этот инструмент пытались задействовать многие длоры до меня и после, но почему-то только мне он открыл дорогу в иной мир.

Было это случайным совпадением или?.. В голове яркими линиями начала свиваться мысль, что…

Стены громко, протяжно затрещали, звук напоминал хриплый вой. Спину защекотали мурашки, передёрнув плечами, я снова уставился на портальный узел. Мысль опять начала вкрадываться в голову…

Дом заскрежетал. Похоже, происходило что-то глобальное. Отложив пачку консервированных листов на край стола, я закрыл лицо рукой: никакого покоя!

— Тринь-хрясь-труууу… — жалобно отозвались стены дома. — Уууу…

Что-то заскрипело, словно ногти по грифельной доске, аж волосы дыбом.

— А потише нельзя? — обратился к потолку, хотя, конечно, ему моё мнение безразлично, я же всего лишь глава рода.

В общем, я понимаю угрозу министра меня кастрировать, если не избавлю его от жены.

Но как я это сделаю, если мне и пяти минут спокойно подумать не дают?

Вытащил из нижнего ящика беруши. Они мешают думать, но не так, как этот ужасающий скрежет. Потрогал ухо, в котором неудачно поковырялся когтем — вроде зажило. Только поднёс затычку, из середины лаборатории выскочило нечто в развевающихся лохмотьях. Выронив беруши, я отскочил, врезался в стол, с края звонко посыпались пластины листов. Нечто парило посередине, из широких рукавов выглядывали пальцы в струпьях. Края капюшона колыхались, но под ними была лишь тьма.

— А? — сипло выдохнул я, опуская руку, которой рефлекторно прикрылся.

Сиплый с присвистом замогильный голос пробрал до печёнок: