Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

— Да.

— Сколько?

— Три.

Жена недовольно посмотрела на сковороду, и та выросла в размерах. Я оглядел кухню: странно, но в целом приятно. А стеклянный стол — это вообще нечто. Я метнулся к нему и погладил. Постучал по поверхности. Отступившая девочка настороженно за мной следила. Вдруг тоже постучала по столешнице. И я постучал. И она. И я. Мы перестукнулись раз десять, а стол всё стоял.

Затем я опустился на колени и посмотрел на своё отражение в гладкой-гладкой поверхности ножек. Они были холодными и напоминали зеркало, но это был металл. Не каждое ювелирное изделие могло похвастаться такой полировкой и блеском.

— Нравится? — спросила жена.

Вздрогнув, оглянулся: она стояла у плиты, вооружившись лопаткой. Я глянул на скрытый фартуком живот: во сне по нему ходили такие волны, что казалось, у неё нет костей.

— Ножки нравятся? — уточнила жена.

Я закивал.

— Может, встанешь? — предложила она. — Пол чистый, но всё же…

— Ой, да. — Опустив взгляд, стал подниматься.

Неловкость сковывала движения и мысли.

«У них так принято одеваться», — повторял себе.

«Её кожа прикрыта», — увещевал себя, садясь на стул и опуская ладони на колени.

«Достаточно представить, что я нахожусь на пляже… Правда, у женщин на пляже поверх штанов до щиколоток ещё и тонкие юбки, но… тут почти то же самое».

Наконец я смог снова посмотреть на жену: она доставала из навесного шкафчика тарелки. Как же плотно одежда облегала её тело! Как у цирковых акробаток. Хотя, пожалуй, у тех ноги обтянуты сильнее, тут всё же штаны, складочки на них… И почему бы сверху не быть небольшой юбочке, как у тех же циркачек?

Жена разложила яичницу с беконом по тарелкам и переставила на стеклянный стол. Так странно было видеть тарелку, парящую над коленями, будто вовсе без опоры. Рядом легла вилка. Отломленный кусок хлеба.

Глядя на его неровные края, я растерянно моргал: я всегда ел ровно отрезанные ломтики, а тут… Потыкал его пальцем.

— Что-то не так? — уточнила жена.

— Нет-нет. — Мотнул головой. — Просто ни разу не ел отломленный хлеб.

— Как так?

— Ну. — Взял сладко пахший сдобой кусок. — К столу всегда подают нарезанные ломтики толщиной семь миллиметров.

— И ты никогда не воровал еду с кухни? Ну так, перекус между трапезами…

— Мама была против, и дом не давал.

— А слуги? Разве слуги… Ой, забыла спросить: надеюсь, во время моих упражнений никто из них не пострадал?

Кажется, в её глазах было неподдельное беспокойство. Я заправил прядь за ухо:

— Нет, они все — призрачные сущности, часть дома, пока жив дом, живы и они. — В груди пробежал холодок воспоминания о доме Какики: его привратный дух был забавным, любил играть с детьми.

— Аа… — протянула жена. — С такими, конечно, ни о каких шалостях не может быть и речи.

Я тяжко вздохнул.

— Ты ешь, — бодро предложила жена. — А отломленный хлеб вкуснее нарезанного.

Отщипнув кусочек поменьше, положил в рот. Пожевал. Жена продолжала меня разглядывать. Чего она хотела? Кажется, из вежливости стоило согласиться с её словами. Сглотнув, пробормотал:

— Да, вкуснее.

Её губы дрогнули и растянулись в улыбке, глаза заблестели:

— Да, по лицу вижу.

Я коснулся своей щеки. Думал, что ещё сказать, но жена принялась за завтрак. Вслед за ней за вилку осторожно взялась девочка. Судя по неуверенности движений, столовый прибор она использовала впервые, а значит, она из совсем бедных.

Салфеток жена не предложила…

Было непривычно есть без ножа, так что я справился с порцией вторым. Густо покрасневшая девочка отчаянно пыталась нас догнать.

— Не торопись. — Жена погладила её по плечу. — Я пока чайник поставлю.

Выросший из столешницы чайник она ловко наполнила водой из крана, блестевшего так же ярко, как ножки стола. Поставила на странного вида плиту. Движения были не такими выверенными, как у прислуги в домах обычных длоров, но достаточно умелые, чтобы увериться: жена часто хозяйничала на кухне.

Заглянув в напольный шкаф, она вытащила из подъехавшего лифта масло с вареньем и стала намазывать бутерброды.

Так странно видеть женщину за приготовлением еды… интимно. Словно я подглядываю за купанием в ванной или одеванием. Конечно, я ни за чем подобным не подглядывал, но ощущения, уверен, были бы примерно такие же.

Опустив взгляд на столешницу, стал водить по ней пальцем.

— Как продвигается подготовка к моему возвращению? — Жена поставила передо мной чашку с зеленоватым отваром душистого куста.

— Я всё проверил. — Краем глаза видел, как она ставит тарелку с бутербродами с маслом и, отдельно, намазанные вареньем. — Нужно будет снова тебя отправить, считать показания портального узла, попробовать его настроить.

— Звучит не очень оптимистично. — В её голосе послышалась нервозность.

— Я пообещал и сделаю всё возможное, чтобы вернуть тебя домой. — Посмотрел на неё: растрёпанная, яркая, непривычная… Может, дело было в том, что она носила мало одежды, но казалось, она излучала тепло.

Она приоткрыла рот, в глазах мелькнуло странное выражение, и губы сомкнулись. Я ждал, не надумает ли сказать то, что собиралась. Жена хлебнула отвара, поморщилась и взялась за бутерброд с вареньем.

— А кто тебя проклял на брак? Зачем такие проклятия вообще? — Она усмехнулась. — Какая-нибудь девушка решила срочно тебя захомутать?

Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: «захомутать», кажется, значило «женить на себе».

— Почти. — Воспоминание отозвалось холодной болью в груди. Я отпил горько-пряного отвара. Мысли никак не облекались в слова. Хотелось сказать информативно, но как-нибудь небрежно, чтобы только факты и никаких оценок, а вместо этого меня захлёстывали эмоции и жгучие, злые слова. — Я… поссорился с невестой. И разорвал помолвку.

— Крепко, видимо, поссорился.

— Она мне изменила, — неожиданно признался и поспешил выпить ещё отвара, взгляд я поднять не мог.

Жена похлопала меня по плечу:

— Всё что ни делается — то к лучшему. Хорошо, что ты узнал это до свадьбы и разорвал помолвку. Такие люди не меняются.

Её слова кольнули, задели неведомые струны в душе, и сердце сжало тоской, я обречённо спросил:

— Думаешь?

— Знаю по своему опыту. — Преувеличенно бодрый голос подрагивал. — Мне жених изменил. Прощения просил, клялся в любви, на коленях ползал и цветами засыпал. Простила, вышла за него. И что в итоге? Прихожу домой неожиданно — а он с моей подругой. Горбатого могила исправит.

Посмотрел ей в лицо. Я не знаток эмоций, особенно женских, но даже мне было очевидно, что она говорила правду и ей больно. Смутился:

— Э… прости, что напомнил.

— Да ладно, — отмахнулась жена и потрепала по волосам девочку, только сейчас расправившуюся с яичницей. — Что было, то было. Так тебя бывшая невеста решила на брак простимулировать?