Наоми Новик - Выкорчеванная

Но Дракон был полностью прав со своими предостережениями. Даже с учетом тех приятных воспоминаний, что были добавлены в его голову, он несколько неуверенно замер, нахмурившись, на подножке своего экипажа и обернулся ко мне, словно что-то его тревожило. Наконец он пригнулся и позволил себя увезти. Я не отходила от окна, наблюдая, как вдоль дороги продвигается облако пыли, пока кортеж по-настоящему скрылся за холмами, и только после этого почувствовала себя в безопасности. Совершенно абсурдное чувство для того, кто заперт в волшебной башне с темным волшебником и чувствует зуд волшебства под собственной кожей.

Я натянула на себя зеленовато-рыжее платье и медленно спустилась в библиотеку. Дракон сидел в своем кресле перед открытой книгой. Услышав меня, он посмотрел на меня.

— Что ж, ладно, — сказал он с кислым как обычно видом. — Сегодня мы попробуем…

— Постойте, — вмешалась я, и он умолк. — Не могли бы вы сказать, как мне сделать что-то, что я бы смогла носить?

— Если ты до сих пор не научилась пользоваться заклинанием «vanastalem», то я вряд ли смогу тебе помочь, — рявкнул он. — На самом деле я начинаю думать, не умственно ли ты отсталая.

— Нет! Мне не нужно… такое заклинание, — ответила я быстро, избегая называть заклинание. — В этих платьях я не могу даже пошевелиться. Ни развязать их самостоятельно, ни убираться в них…

— Почему ты просто не используешь очищающее заклинание? — удивился он. — Я же научил тебя как минимум пяти.

Я как следует постаралась их забыть.

— Куда менее утомительнее для меня чуток поскрести!

— Да, вижу, ты способна поколебать и небесный свод, — желчно отметил он. Но он не мог меня уязвить. Любое волшебство было одинаково плохо. Я не собиралась становиться ни великой, ни могущественной ведьмой. — Какое странное ты существо. Разве каждая крестьянская девочка не мечтает о принцах и нарядах? Ладно, тогда попробуй его сократить.

— Чего?

— Опусти часть слова, — пояснил он. — произнеси слитно или невнятно. Что-нибудь в подобном роде.

— Что, любую часть? — с сомнением спросила я, но попробовала: — Vanalem?

Короткая версия заклинания вышла лучше: показалась меньше и дружественнее, хотя, наверное, это было лишь мое воображение. Платье вздрогнуло и юбки закружились вокруг меня, превращаясь в чудесный летник из некрашеного льна длиной до колена, а поверх появилось простенькое коричневое платье с зеленым пояском для аккуратности. Я с удовольствием вздохнула полной грудью: никакой дополнительной тяжести на плечах, ни тугих корсетов, ни бесконечного шлейфа. Все просто, удобно и легко. И даже от волшебства мне не стало дурно. Я вовсе не почувствовала усталости.

— Если ты, наконец, удовлетворена своим видом, — саркастично произнес Дракон, и в его вытянутую руку прилетела призванная им книга с полки, — тогда мы начнем со словообразования.

Как бы ни было мне противно волшебство, я была рада перестать вечно бояться. Но я не стала примерной ученицей. Если я не забывала сразу же каждое заклинание, которому он меня учил, то нещадно коверкала слова. Я шепелявила, глотала буквы и слепляла их вместе, так что вместо заклинания, которое помогало аккуратно внести с десяток ингредиентов в пирог… превратились в плотную массу чего-то, что невозможно было даже спасти мне на ужин.

— Уверен, что не учил тебя делать растворы, — едко сказал по этому поводу Дракон. Другое, которое должно было всего лишь поправить направление света в библиотеке, где мы работали, казалось вовсе не сработало… пока мы не услышали отдаленное странное потрескивание. Когда мы вбежали наверх, из очага в гостевых покоях прямо над нами рвалось наружу зеленое пламя, которое уже успело перебраться на полог над кроватью.

Когда ему наконец удалось справиться с упрямым ярким пламенем, он кричал на меня десять минут подряд, называя безмозглым овцеголовым отродьем свинопаса.

— Мой отец дровосек, — поправила его я.

— Тогда, отродье дубины стоеросовой! — рявкнул он.

И все равно, я больше не боялась. Он всего лишь накричался до изнеможения и выгнал меня прочь. Я поняла, что он лает, но не кусается.

Мне было почти жаль, что я не могу учиться лучше. Теперь я хорошо понимала, что его разочарование исходило от любви к красоте и совершенству. Ему не нужны были ученики, но, тем не менее, когда ему на голову свалилась я, он взялся обучить меня своему искусству, и сделать из меня умелую и могущественную ведьму. Я видела, что он любит свое дело: по тому какие он показывал мне примеры высокого мастерства, как изящно переплетал жесты рук и тянул слова, словно напевал песню. Его глаза горели и поблескивали в отсветах заклинаний, лицо становилось почти красивым от внутреннего света. Он любил свое волшебство, и хотел разделить свою любовь со мной.

Я же была счастлива отбубнить свой урок, состоящий из пары легких заклятий, выслушать неизбежную лекцию, и радостно сбежать в подвал, чтобы вручную нарезать лук. Это бесило его до крайности, и не без основания. Я знала, что поступаю глупо. Просто я не привыкла думать о себе, как о ком-то важном. Мне всегда удавалось собрать больше всех ягод, орехов и грибов, даже если клочок леса до того уже был обшарен с полдюжины раз. Я умела отыскивать поздние растения осенью и самые ранние всходы весной. Как любила повторять моя матушка: все, что позволит мне испачкаться как можно сильнее. Копать ли для этого землю, карабкаться на деревья или продираться сквозь дебри — я неизменно возвращалась с полной корзиной, которой искупала свои грехи, меняя вопли об уничтоженном платье на терпеливые вздохи.

Но на этом, на мой взгляд, мои таланты и заканчивались. Я всегда считала, что никого, кроме моей семьи это не касалось. Даже сейчас до меня не дошло, как еще можно было бы использовать волшебство, кроме дурацких нарядов и отлынивания от легкой домашней работы, которую и так можно быстро закончить самостоятельно. Мне не было дело ни до своего слабого продвижения, ни до того, как это его изводило. Я можно даже сказать, начала жить в удовольствие, пока не прошло некоторое время, и не наступила середина зимы.

В окно мне было видно, как на каждой деревенской площади засветились новогодние елки. На всем протяжении к Чаще сквозь темную долину словно расселись крохотные яркие светлячки. У нас дома матушка запекает огромный окорок с салом, которое капает на подставленный внизу противень с картошкой. Отец с братьями разносят огромные, рассчитанные на все праздники, вязанки дров по домам, покрытые сверху для свежести свежесрубленным сосновым лапником. Для нашей деревни они наверняка выбрали высокую, стройную и самую пышную ель.

По соседству с нами Венса печет каштаны, и запекает для праздничного стола шмат нежной говядины с сушеными сливами и морковкой. А Кася… и Кася, конечно же, здесь. Наверняка готовит на деревянном вертеле шакотис, поливая слой за слоем тестом, чтобы образовались похожие на сосновую шишку рожки. Она научилась его печь, когда нам было по двенадцать лет. Венсе пришлось отдать женщине из Смольника свою кружевную подвенечную фату, длина которой была в два раза выше ее роста, в обмен научив Касю его готовить. Чтобы та могла готовить шакотис для лорда.