Ирина Северная - Безупречный элемент (СИ)

Он был таким всего пару секунд, но Фреда успела почувствовать, как внутри него свивалась в тугой комок какая-то скрытая сила. Она пульсировала, сжималась, подобно ядру сверхновой. Но однажды процесс зайдет слишком далеко, и что-то произойдет… Фреда тряхнула головой, прогоняя пугающие мысли.

Вагнер снова прочел ее состояние, наверное, даже понял, что она уловила в нем то, чем он не собирался делиться ни с кем, и это вызвало у нее страх, а он не мог вернуть все назад, не мог отменить то, что спровоцировало ее состояние.

Фреда едва сдержалась, чтобы не прижаться к нему так, чтобы попытаться буквально влипнуть в грудь Вагнера, стать его сиамским близнецом. Или его Custos’ом.

И не отделяться никогда.

Он почувствовал и это. Сразу оттаял, провел рукой по ее плечу, коснулся затылка, привлекая ее снова к себе на грудь.

— Ничего из этого нельзя допустить, — заговорил Рейн. — Но это замкнутый круг, из которого почти нет выхода. Если связь возникнет между мной и тобой, Смотрящие все равно будут все знать и ощущать, контролируя нас обоих. И, так или иначе, захотят заполучить тебя. Они, как абсолютные каннибалы, питаются не только кровью и плотью, но и эмоциями, желаниями и страстями других. То есть тем, чего давно уже нет у них самих. Они пустые. Мы все пустые. Не живые, не мертвые, не злые, не добрые. Если про человека говорят, что он то, что он ест, то про вампиров можно сказать, что мы такие, как мы едим. Со злобой и жадностью, желая убить. Или же просто утоляя голод, но не стремясь причинить вреда.

Для Аспикиенсов, Магистров и вообще вампиров-магов, существование — это постоянная подпитка от сторонних, живых и неживых источников. Они, как черные дыры — поглощают все без остатка и безвозвратно. И становятся сильней. Когда ты увидела меня в подземелье Цитадели в столбе света, я совершал действие, которое помогает мне существовать в этом мире и не быть сожранным и переваренным нашей сущностью и традициями. Не стать тем, кем являются Аспикиенсы и Магистры, с их запредельно равнодушной алчностью, безучастностью ко всему, кроме собственной пустоты, воплощением которой они являются. Только контроль и этот ритуал, который я оттачивал и применял веками, помогают сохранить недоступную для них, не искаженную магией часть моей сущности. Технически это помогает избавляться не только от следов магии, о применении которой никому не следует знать, но и от более глубокой, приватной энергии, порожденной тем, что я чувствовал, о чем думал и чего хотел. Только в этом случае при ментальном контакте Аспикиенсы не могут прочесть во мне того, о чем я не хочу им рассказывать. По сути это действует, как магическая гомеопатия — лечение подобного подобным. Магия маскируется другой магией, а опустошение происходит ради того, чтобы не стать пустотой, пожирающей всё и всех. Цель — очиститься и заполниться вновь, но уже другим. Тем, что дает иллюзию… нет, не так, не иллюзию, а временное ощущение жизни.

Рейн медленно провел руками по напряженным плечам и спине Фреды и добавил:

— Есть у этого действия и иное назначение. Каждый раз, думая о тебе и желая тебя так, что едва не терял контроль, я вынужден был проводить ритуал. Словно сдирал с себя кожу и выворачивался наизнанку, давая Вселенской энергии вырвать, унести и развеять все, что испытывал к тебе. Но едва я видел тебя, как снова наполнялся этими чувствами. С еще большей силой, заново осознавая, как хочу тебя всю, без остатка. Создав связь с тобой, я продолжу это делать, чтобы не позволить Аспикиенсам ничего узнать или почувствовать.

— Это… больно? Тебе от этого больно? — дрожа, проговорила Фреда.

— Больно расставаться с тем, что я ощущаю к тебе. Больно быть пустым и осознавая при этом, чего лишаешься. Но видя тебя, наполняясь всем, что связано с тобой снова, я готов проделывать это бесконечно. Оно того стоит.

— Так не должно быть… — прошептала она.

— Да, так не должно быть, — согласился он с горечью. — Нельзя отказываться от чего-то бесконечно дорогого, чтобы оно не досталось никому. Если между нами возникнет связь, то тебе придется тоже научиться скрывать это ото всех. Поэтому я и говорю, что ты должна уйти и больше не погружаться в мой больной, искаженный мир. Отзови приглашения, я исчезну. Ты дождешься утра и сможешь скрыться. В машине, в бардачке для тебя приготовлено все необходимое — деньги и документы. Есть те, кто способен помочь тебе укрыться в надежном месте, а я сделаю так, чтобы про тебя все забыли. И полиция, и Краус, и Аспикиенсы.

— Почему ты не сможешь скрыться вместе со мной? Сделай так, чтобы забыли про нас обоих… — прошептала Фреда.

— Не выйдет. Мою связь с этим миром не разорвать. Ее нельзя скрыть, нельзя прервать ничем, кроме окончательной смерти. Я не смогу затеряться навсегда. Даже самая сильная магия здесь не справится. Именно поэтому Магистры и Аспикиенсы, дьявольски уставшие за века от всего, неизменно сидят на своих постах. Единственное, чего они не могут сделать — это снять с себя полномочия и добровольно прервать однажды созданную связь, замешанную на древней крови и сильнейшей магии. С веками эта связь становится только прочней. И так со всеми нами.

— Боже мой… — выдохнула Фреда. — Вы не существуете, а изводите себя. Вся эта сила, это же не власть — это оковы. Вы — обреченные, рабы, без права на свободу. И ради чего? В этом всё настолько неправильное, аномальное… Какой-то запредельный кошмар, этот твой мир…

Она посмотрела в глаза Рейна, провела пальцами по открытому лбу, взяла его лицо в ладони и сказала;

— Я никуда не побегу, я останусь. Этот дом — маленький кусочек мира, уже созданный тобой для меня. Ты приглашен сюда, и приглашение останется в силе… И связь… Ты должен создать связь. Не они. Только ты… Под любым предлогом.

Рейн жадно ловил каждое слово, его глаза считывали изменение в выражении лица Фреды, обостренное восприятие впитывало каждую ее эмоцию. Она была искренна с ним, и оттолкнуть ее снова, означало…

Для него это был бы конец всего, что он так бережно помнил, собирал и хранил в себе веками.

— Аномалия — это когда я не могу прикоснуться к тебе, не могу показать, как хочу тебя. Вот что действительно неправильно. А вот это, — он коснулся губами ее дрожащих губ, — единственно правильное. И это… — руками Рейн, стараясь не коснуться Custos’а, пробрался под ее свитер, быстро и ловко расстегнул бюстгальтер.

Гладкие прохладные ладони переместились вперед, накрыли крепкие груди, пальцы коснулись сосков, медленно провели по затвердевшим под его касанием вершинкам. Фреда тихо ахнула, чуть выгнулась, подаваясь навстречу рукам Вагнера.

Рейн крепче прижал девушку к себе, утыкаясь лицом в ее шею. Она почувствовала его приоткрытый рот, язык на своей коже, там, где бился пульс. Она вздрогнула, ощущая, как что-то чуть царапнуло нежную кожу пониже уха, потом было снова влажное прикосновение языка. И снова, снова… Пока она не перестала бояться этого, поняла, что он не сделает ей больно…