Ирина Северная - Безупречный элемент (СИ)

Вагнер, удерживая Фреду за талию, продолжал кружить пальцами другой руки то по одной напряженной шелковой вершинке, то по другой. Выписывал пламенеющие следы, сжимал, гладил, чуть потягивал, перекатывал между пальцами и снова кружил, кружил, сводя ее с ума.

Фреда извивалась на его коленях, тихо стонала, все больше теряясь в ощущениях. Откинув голову на его плечо, повернула лицо, приникла губами к твердому подбородку, чуть лизнула, прикусила… Точно так же, как это делал он.

Рейн что-то произнес, таким низким, рокочущим голосом, но Фреда не поняла слов, только почувствовала, как от его тембра разлилась в венах новая волна пылающего желания.

Та рука, что удерживала ее поперек талии, переместилась ниже. Рейн ловко расстегнул пуговку и молнию на ее джинсах, и Фреда сквозь дурман непрекращающихся ласк, оплетавших грудь, ощутила прохладную твердую ладонь на своем животе.

Ладонь скользнула ниже, пальцы пробрались под трусики, неотступно проследовали дальше.

Он медленно погладил, проникая сначала очень осторожно, касаясь бережно, прислушиваясь к ее реакции. Когда она сама подалась навстречу его руке, разводя бедра, Рейн стал настойчивей. Он уже не ждал, не останавливался. Он вел ее за собой, направлял поток возраставшего возбуждения, раскрывая нежные складочки, ритмично скользя пальцами между ними, чувствуя соки ее желания, горячую влажную плоть, готовую принять его.

Фреда завела руку назад, вцепилась в его волосы, потянула, приближая его лицо. Он с готовностью приник к ее губам и поймал ртом протяжный стон девушки, когда она забилась в его объятиях, инстинктивно прижимая крепче его руку, подарившую ей первую волну ослепляющего наслаждения.

Вагнер подождал, пока она чуть успокоится, перестанет вздрагивать в его объятиях, и встал, с грохотом отодвинув кресло. Бережно и крепко держа свою драгоценную ношу, понес ее куда-то.

В полумраке она видела его, переливающиеся всеми оттенками фиолетового глаза и мелькавшие где-то на периферии затуманенного страстью зрения темные балки на потолке.

Они напомнили шпалы на длинной дороге, по которой она собиралась отправиться в несуществующий еще, но где-то уже зарождавшийся мир.

И дорога эта вела в один конец.

…В непроглядной темноте и тишине Рейн бережно уложил Фреду на что-то мягкое, пахнущее, как высушенное на морозе белье, поцеловал в уголок губ и куда-то исчез. Фреда, оглушенная и ослепленная пережитым оргазмом, часто дышала, курсируя сознанием где-то в параллельном пространстве, но, медленно возвращаясь и, перестав ощущать близость Вагнера, начала прислушивалась к тому, как он перемещается в темноте и через секунду увидела его в свете внезапно вспыхнувшей свечи, стоящей на табурете возле стены напротив.

Фреда привстала и огляделась. Она лежала на широкой, громоздкой кровати с изголовьем из толстых резных досок. Ложе было накрыто чистым, приятно пахнущим покрывалом, похожим на льняное. Непонятно, каким образом удалось втиснуть это ложе в столь небольшое помещение, где кроме табуретки в изножье кровати и высокого узкого комода с множеством ящиков в углу больше не могло бы вместиться ничего.

Чудо-печь оказалась расположена в двух комнатах: общая стена, покрытая изразцами с двух сторон, и две топки с чугунными дверцами в разных помещениях. От кровати до печки места оставалось ровно столько, чтобы ложе не загорелось. Вагнер стоял у стены, повернувшись к печи, и, словно только от его взгляда, в топке тотчас заполыхал огонь. В комнате быстро стало заметно теплее.

— Волшебник моей личной страны, — прошептала Фреда, наблюдая за вампиром.

Он повернулся к ней, снял куртку и шарф, оставшись в серо-фиолетовой шелковой рубашке и узких джинсах, идеально сидящих на стройных, сильных бедрах. Опустившись на кровать рядом с Фредой, он наклонился и долго смотрел на нее, опираясь руками по обе стороны от ее головы. Затем нагнулся ближе, коснулся губами ее лба, виска, прикрытых век. Касавшиеся нежной девичьей кожи губы Рейна становились теплее и требовательней. Фреда потянулась к нему, и он поцеловал ее — соприкосновение губ, движение переплетающихся языков, звуки, зарождающиеся в груди — все смешивалось, соединялось, проникало друг в друга.

Фреда, сознание которой словно ненадолго отключилось, даже не заметила, как он сбросил одежду. Лишь когда перестала ощущать его поцелуи и тяжесть напряженного тела, она будто очнулась и увидела его стоящим у кровати, совершенно обнаженным. Отблески пламя свечи оттеняли гладкую, как атлас, бледную кожу, абсолютно чистую, без шрамов и изъянов. И лишенную растительности.

Красивый, почти идеальный, он действительно напоминал античную статую. Игра света и тени делала рельеф его мышц еще более четким. Он стоял и смотрел на нее, а Фреда не могла пошевелиться, и только ощущала, как в ней нарастает и изливается за все пределы единственно верное сейчас желание: быть с ним, целовать его, ощущать всей кожей и чувствовать в себе…

Подтверждая, что мысли и желания материальны, их тела откликнулись в унисон вырвавшимися наружу импульсами, которые где-то вовне столкнулись, соединились, обрели невероятную силу, и, став чем-то одним, обрушились на них снова, проникая внутрь каждого, опаляя нервы, беря под контроль рассудок и эмоции.

Рейн опустился на колени на кровать и, не отрывая сиявшего в темноте взгляда от Фреды, стал мучительно неторопливо снимать с нее одежду. Она дрожала не от холода, а от всего, что переполняло ее: от того, что видела его так близко обнаженным, сильным, безупречно красивым, от того, что каждое его прикосновение едва не сводило с ума, заставляя рассудок пылать и плавиться, подчиняясь какой-то первобытной силе.

Единственная возможность не быть пустым — покориться этой силе, принять ее, раствориться в ней и поделиться с тем, кто важен и дорог. Оба — и Фреда, и Рейн — знали и чувствовали это одинаково.

Он медленно раздевал ее, словно разворачивал особо дорогой и долгожданный подарок. Снял с Фреды сапожки, поцеловал узкие ступни. Переместившись выше, взялся за пояс ее джинсов, чуть спустил их, приник губами к подрагивающему животу, потянул джинсы ниже, отмечая каждый сантиметр обнажавшейся кожи поцелуем.

Фреде казалось, что губы Рейна стали такими горячими, что почти обжигали. Она приоткрыла рот, дыхание вырывалось тихими короткими стонами, сердце билось о ребра, как пойманная птица в клетке. Фреда запрокинула голову и сжала пальцами покрывало, когда Вагнер подбородком чуть приспустил ее трусики и прижался губами внизу живота, затем медленно продвинулся еще ниже, замер, задержался там, и Фреде показалось, что он глубоко вдохнул ее запах. Она судорожно выгнулась навстречу его ласке.