Тори Халимендис - Самая темная ночь

Эрвин глубоко вздохнул.

— Спасибо, кузен, — наконец сказал он после продолжительного молчания. — Спасибо за поддержку. Боюсь, в одиночестве я мог бы и сломаться.

— Вот уж нет, — с усмешкой возразил герцог. — Только не ты. Уж я-то тебя знаю…

Она очнулась в незнакомой комнате с весьма странной обстановкой. Пол был устлан дорогими шелковыми коврами, на которых были вытканы пышные цветы и чудные животные с горбатыми спинами и вытянутыми мордами. Вместо привычной ей кровати у стены располагался тюфяк, на котором она и лежала. Постельное белье, опять-таки, было дорогим, с изысканной вышивкой. Небольшой резной комод и низкий столик довершали обстановку. На столике стоял кувшин с водой. Ингрид жадно выпила несколько глотков и напрягла память в попытке вспомнить, как она очутилась в столь странном месте.

Был совет. Да, точно, был совет, и все шло как по маслу, пока мерзавцу Фердинанду не захотелось проверить подлинность наследника. Герцогиня тогда напряглась, не уверенная в том, что ее сообщнику удастся обмануть фамильный артефакт. Но подменыш улыбнулся ей одними уголками губ и слабо кивнул, давая понять, что все обойдется. А дальше все будто заволокло туманом. Кажется, из коридора слышался какой-то шум. Да, точно, будто бы там шел бой. А потом появился настоящий Ланс. Или нет? Или ей примерещилось? Если Ланс все-таки умудрился проникнуть на совет, тогда понятно, почему она не в замке. Хотя… Захвати ее пасынок власть, она очнулась бы в темной сырой камере, а не в довольно уютной, пусть и диковинно обставленной комнате. Голова разболелась, и Ингрид сжала пальцами виски. Осознав, что эту загадку ей все равно не разрешить, она медленно опустилась обратно на тюфяк. Надо просто подождать, и тогда все откроется само собой — рано или поздно.

Ждала она недолго. Открылась незаметная дверь, и в комнату вошла сухопарая загорелая дочерна и сморщенная, будто печеное яблоко седовласая женщина с подносом в руках. Она опустила свою ношу на столик и жестом предложила Ингрид поесть.

— Кто ты такая? — властно спросила герцогиня. — Как тебя звать? И где я нахожусь?

Но женщина молча покачала головой — либо не поняла вопросов, либо ей запрещено было разговаривать с узницей, либо же она и вовсе была немой. Рассудив, что отказываться от еды просто глупо, Ингрид приблизилась к столику и уселась прямо на ковер. Ей принесли горячие лепешки с зеленью, мясо в остром соусе, соленый сыр, свежие овощи и прохладный сладковатый мятный напиток. Проголодавшейся Ингрид непривычная еда показалась необыкновенно вкусной. Когда она опустошила тарелки, незнакомка все так же жестами велела герцогине следовать за ней.

Пожалуй, Ингрид могла бы наброситься на старуху и даже справиться с ней, вот только она совсем не представляла, что же делать дальше. Для того, чтобы планировать побег, надо хотя бы представлять, в какую сторону бежать, а герцогиня понятия не имела о том, где она находится. С другой стороны, ничего дурного ей пока не сделали, поселили в вполне неплохую и даже по-своему роскошную комнату, накормили вкусным обедом. И она послушно пошла за незнакомкой. Та привела ее в огромную купальню, где две смуглые молчаливые девушки вымыли Ингрид душистой пеной, смазали ее волосы ароматной жидкостью и растерли все тело маслом с незнакомым томным запахом, от которого кружилась голова и тяжелело внизу живота. После всех этих процедур герцогиню обрядили в легкое белое платье и отвели обратно в комнату. И только когда дверь за ней захлопнулась, Ингрид обнаружила, что в помещении она не одна.

Темноволосый кареглазый незнакомец, стоявший у забранного изящной витой решеткой окна, чем-то неуловимо напомнил ей Саддама. Герцогиня не испугалась — не в ее привычках было бояться молодых привлекательных мужчин. За окном уже стемнело, легкий ветерок покачивал тонкую штору, откуда-то едва слышно доносилась томная тягучая мелодия, а воздух наполнялся тяжелым сладким ароматом. Оглядевшись в поисках его источника, Ингрид заметила новый предмет — бронзовую курильницу, над которой поднимался дымок. Герцогиня могла бы поклясться, что прежде ее в комнате не было. Внезапно потяжелела голова, а тело, напротив, сделалось легким-легким, будто бы невесомым. Захотелось беспричинно смеяться, а еще Ингрид ощутила уже привычный жар внутри. Кем бы ни был этот незнакомец, что сейчас столь пристально рассматривал ее, она его хотела.

— Ты красивая, — сказал он, странно смягчая звуки. — Повелитель очень щедр к своим воинам. Он сделал нам чудесный подарок — женщину с белыми волосами. Давно таких не было в Галирфане. Подойди ко мне, женщина.

Ингрид покорно подошла к нему и только сладострастно застонала, когда его ладонь накрыла ее грудь. Она подалась к незнакомцу, чтобы обнять его, но ее остановил резкий окрик:

— Не прикасайся ко мне без позволения, женщина!

И она замерла, а мужчина повернул ее спиной к себе и расстегнул застежки платья на плечах. Тонкая ткань соскользнула вниз, оставляя Ингрид обнаженной. Грубые руки гладили ее живот, сжимали грудь, а она только вздрагивала и постанывала. Наконец незнакомец толкнул ее в спину, вынуждая опуститься на колени, а затем — опереться на руки и опустить голову. Тяжелые светлые волосы герцогини он намотал себе на руку и иной раз довольно больно дергал. Но ни боль, ни унизительное осознание, что случайный любовник даже не подумал раздеться, не помешали Ингрид стонать от наслаждения. И она даже не услышала, как еще раз хлопнула дверь, пропуская еще одного Лунного Воина…

Меня окружили роскошью. Поселили в огромных комнатах, засыпали драгоценностями. Вокруг постоянно суетились молчаливые служанки, готовые предугадать малейшее мое желание. Но желание у меня было только одно: сбежать обратно, а в этом, увы, на помощь рассчитывать не приходилось. Первые дни я просто безучастно сидела на низкой постели под балдахином, смотря в одну точку на оббитой деревянными панелями и расписным шелком стене. Есть мне не хотелось, и я равнодушно отодвигала от себя подносы с неведомыми лакомствами. Когда меня звали в купальню, я поднималась и покорно следовала за служанками, но прикасаться к себе им не позволяла. Сама мылась, сама одевала непривычные светлые одежды, сама заплетала волосы в косы. На третий день моего нахождения в Галирфане пришел Шер.

— Ты грустишь, Малика, — он не спрашивал, а утверждал.

Я не видела смысла притворяться.

— Грущу? — закричала я и набросилась на него с кулаками. — А ты как думал? Ты забрал меня сюда! Лишил всех близких людей! Ты! Ты! Ты…

И я позорно разрыдалась. Шер обнял меня, прижал к груди, а у меня даже не было сил сопротивляться. Я только всхлипывала, а тонкая шелковая рубашка Повелителя пропитывалась слезами.