Александр Никатор - Поход

В Ромлее, Солнцеликий правда наотрез отказался принять у себя тайную переговорную группу от «братьев» и заявил что он не знает их и считает еретиками, такими же как «честные», а переговоры станет вести лишь с представителями империи.

Последовали взаимные проклятия и отлучения, и орден «Сияния и Жара», обещал, в своих списочных объявлениях которые озвучивали в крупных городах империи проповедники и бывшие артисты риторы: что после разгрома ересиарха Руфуса, займётся и незаконным Солнцеликим ересиархом Велизарием, из Ромлеи!

Наследники, через свои сети агентов, узнали что «братья» намерены как можно скорее начать выдвижение в сторону Урдии и Амазонии, надеясь занять их полностью до прихода имперской армии и фактически создать собственное огромное «государство-паразит», что лишь номинально станет признавать империю, являясь почти полностью самостоятельным.

Орденцы объявят что служат лишь Светилу и империя им союзник, но никак не главенствует над ними. По сведениям собранным по крохам агентами трибунала инквизиции и людьми негоцианта Тудджерри: «братья» желают получить власть и в Ромлее и сделав одного из своих командиров Солнцеликим — объявить себя высшей властью на территориях что признаёт культ Светила, всех кто откажется объявлены будут еретиками и на них направят походы Веры.

Ещё была возможность помощи «братьев» высокой знати, грандам и Избирателям, против четвёрки кандидатов на престол империи, что бы те уступили на съезде аристократии державы и признали новый порядок управления: за орденом останутся ими захваченные территории, а гранды и Избиратели организуют коллегии, которые и начнут назначать министров и полководцев, всех высших чиновников имперской державы.

Подросток с сутулящейся спиной, Жак-«простак», услышав последние новости на площади у императорского дворца, где гонцы от «братьев», инквизиции, каждого из наследников, императорской гвардии — наперебой сообщали всё новые и нередко противоречащие друг другу вести, закусив губу мдленно побрёл прочь.

Жак ничего не понимал и сильно печалился что его друг Атаульф, ушедший добровольцем в поход против Руфуса, так и не объявился в столице до сих пор.

Почти все выжившие прибыли вместе с наследниками ещё месяц назад, кто оставался достаточно здоров что бы передвигаться хоть на костылях — но Атаульфа нигде не было, на тех местах и площадях столицы, где они ранее вдвоем так весело проводили время: разглядывая знатных людей и их многочисленные свиты, веселясь возле оркестров и стлов с даровой выпивкой, просто участвуя в шествии или массовом прошении.

В лагере вернувшейся армии, под стенами главного города империи, сколько Жак туда не забегал — ни Атаульфа ни его добровольческого отряда не было и в помине…

Внезапно кто то тронул задумавшегося Жака за плечо, так что подросток подскочил на полметра и голос с хрипотцой, произнёс: «Куда скачешь, чего не здороваешься?»

Обернувшись резко, Жак увидел странного человека вне определённого возраста, калеку: тот имел выделяющиеся проплешины-шрамы на голове, на одной руке у него отсутствовали три пальца, на лице была пара свежих красноватых шрамов. В улыбающемся рту отсутствовали минимум четыре зуба, навскидку, может более. Скорее какой нищий или сильно болящий из провинции.

— А ты к-к-к-к… — спросил было дерзко Жак, решив что очередной просящий милостыню будет разыгрывать что его старый знакомый, как тут же осёкся и присмотревшись, ахнул. — Атаульф! Ты?! Но что с тобой Такое?!

Второй юноша, а это был именно Атаульф, хотя и выглядел он сейчас как сорокалетний мужчина, видевший многое в своей непростой жизни, лишь махнул рукой: «Долго всё объяснять… Пошли, пару жбанов пива выпьем, я так легче выговариваюсь, когда немного навеселе… А то ещё чего доброго, расплачусь…»

Жак было улыбнулся словам друга, но взглянув на сморщенное лицо Атаульфа, словно тот и вправду решил сейчас заплакать, тут же согласился на предложение и они вместе отправились к ближайшей таверне, где ранее проводили немало времени за болтовнёй ни о чём.

Первое время хлебали тёмное, с горчинкой, пиво молча: Атаульф неумело хватал горшок двумя руками, привыкая отсутствию пальцев на покалеченной руке, а Жак скорее наблюдал за другом, чем наслаждался напитком.

Из некогда живого, бойкого, говорливого и всезнающего юноши, каким был Атаульф перед своим уходом в поход против еретиков «честных» — он превратился в подобие сорокалетнего нищего оборванца калеки, что, как постоянно избиваемая уличная собака, всё время косит глазами по сторонам, ожидая половинку кирпича себе в голову или удар палкой, по спине.

Атаульф потерял значительную часть волос, пальцы, получил множество шрамов на лице и голове, вообще, и это только то, что было видно Жаку в местах не прикрытых одеждами, что было под ними он даже боялся и помыслить.

Первые порции пива друзья выпили в молчании. Лишь после второго кувшина пенного хмельного напитка, Атаульф видимо собрался с духом и заказав себе и третью порцию, когда Жак еле тянул вторую, начал свой рассказ, о случившихся с ним событиях:

— Ну… В общем так: до самого этого распроклятого сражения — всё было просто прекрасно! Честно! Нас всюду приветствовали в городах, как спасителей: как от чумы ереси, так и безвластия, что перед, как раз нашим, появлением — буквально сжирала тамошние поселения. Всюду нам поставляли провизию, корм для лошадей, выставляли самих лошадей и повозки, обезпечивали обмундированием и оружием — я же говорю, всё шло гладко, просто идеально! Всё новые отряды присоединялись к нам, из баронских дружин и полисной милиции… Мда…

— А Сражение? — не без опасения спросил у друга Жак, видя как после его вопроса тут же искривилось внезапной гримаской лицо Атаульфа, словно бы тот чуть было снова не расплакался еле сдерживаясь, прямо при нём.

— Сам не пойму! — Атаульф громыхнул кулаком по столу, да так, что на них обернулись посетители вокруг. — Всё вроде бы правильно сделали: расставили войска и приготовились к атаке на лагерь еретиков на холме, но потом… Потом началось невообразимое: первую, штурмовую колонну, что заходила для решительной таранной атаки лагеря еретиков — буквально сбили прочь с вершины и стали гнать с холма прочь, прямо на нас! Среди «штурмовиков» были рыцари, сержанты, ветераны — самые боевые части импрецев и знати, даже императорская гвардия присутствовали и их так лихо раскидали, как щенят…

Атаульф сделал несколько глотков, быстрых и немного суетливых, вытер рот рукой, на которой вместо пальцев остались обрубки и поморщившись от боли посмотрел в недоумении на искалеченную руку, после чего продолжил: