Лидия Евдокимова - Тёмное солнце

«Даже я не знаю, как лучше, — подумал он, замерев с протянутой рукой. — Даже Замок и сама Тьма, хоть некоторые думают, что ее не существует, и те не знают этого. А какая-то девчонка — знает. Свет ей в дышло!»

Морстен прислушался к звукам в тумане. Кажется, Мора оставила попытки убивать остальных, и туман редел. Стекло бывшей влаги внизу блестело все сильнее, и сквозь белые полотнища дымки проступали кровавые пятна упавших вниз и разбившихся насмерть.

— К дьяволу ненависть, — воспользовался старым словом, всплывшим из памяти Варгейна-Замка, Гравейн. Кажется, оно означало какого-то зловредного духа или бога. «Почти как я, — подумал он, но поправился: — Нет. Я справедливее и мне не нужна чужая свобода». — Слышишь, Литан? Тут речь идёт уже не о власти или тронах, будь они прокляты. Дело в спасении всех этих бесконечных полчищ людей, которые даже не знают о том, что их ждёт. А когда узнают, будет поздно. Но я не взываю к твоей жалости, потому что сам ее не испытываю…

В сознание попытался ворваться голос Креса, но Морстен, сжав губы на мгновение, выкинул его из головы. И продолжил, глядя горящими глазами на затихшую Лаитан.

— Я прошу пройти путь до конца. Как его прошёл бы я, или Замок, или твой отец, — слова выстраивались сами по себе, гладко и красиво, чего от себя Тёмный не ожидал. Но если от этого она встанет, перестанет плакать, и пойдёт дальше, сойдя с чёртова моста, то оно и к лучшему. — Мне жаль тебя. По человечески жаль.

Тёмный властелин сделал шаг, приблизившись к Медноликой, и наклонился к ней, чтобы помочь подняться на ноги.

— Опять ты, господин, удумал какую-то несусветную чушь, — проворчал шаман, сплёвывая на камень моста кровавую слюну. Посмотрев на кровь, тхади усмехнулся. — Не видишь, ей и так плохо.

«Морстен, мать твою солеварку, — пробился сквозь все заслоны Замок, и в его голосе звучали неподдельные злость и страх. Или ненависть? — Что ты творишь, незаконнорождённый плод союза тхади и уккуна?»

«Отстань, — коротко ответил Гравейн. — Если ты пришёл разыгрывать из себя любящего папочку, то опоздал, моим воспитанием нужно было заниматься раньше. Лет так четыреста назад. Лучше найди и заблокируй Мору. Пока она не разнесла мост и не угробила остатки наших сил».

«Откуда ты… — Замок сделал паузу, и спокойно продолжил: — Времени почти не осталось. Ты прав, в кои-то веки, сынок, с родство можно обсудить и потом. Надеюсь, ты не хочешь поместить свою шрамированную задницу в трон, о котором говорила Ли… Лаитан?»

«Обсуди это с ней, если очень хочется, — Гравейн утёр слезы с лица Медноликой, несмотря на ее слабое сопротивление. — Но у меня уже есть один трон. Больше мне не нужно».

«Ты-то и в него садился два раза, — кисло усмехнулся Крес. — Ладно. Вижу, что не ошибся в тебе».

Лаитан опустила голову, втянув ее в плечи, которые мелко подрагивали от сдерживаемых рыданий. Она рассматривала покрытие моста невидящим взглядом, а внутри билась такая горечь и обида на все, что случилось задолго до ее рождения, что это чувство разрывало душу на мелкие части. Одиночество, глубокое и постылое, как ветры Замка в ночные часы, выхолаживало сердце, замедляя его стук. Оно переполняло ее, разбиваясь огромными волнами о скалы рёберного каркаса, будто океан, застывший внизу, подарил ей свой отголосок рёва внутри. Хотелось встать на четвереньки и завыть на луну, словно бродячая сука шакалов юга, а потом начать рыть лапами землю до тех пор, пока злость и страх не уместятся в этой яме, чтобы потом можно было закопать их и улечься сверху, дожидаясь своей смерти.

Слова северянина резанули по каркасу льда, будто острый луч оружия в руках Креса, когда тот сжёг лианы на теле Литан. Разлетевшись в стороны, сверкающие осколки зазвенели вокруг, обнажая нечто глубоко спрятанное, тщательно оберегаемое от чужих взглядов и настолько личное, что оно казалось комком новорождённого дитя в руках матери. Дрожащее, нежное и беззащитное, что отчаянно хотелось укрыть его, спрятать снова и защищать своим телом от любых попыток даже взглянуть на это.

Медноликая утёрла остатки слез тыльной стороной ладони, отодвинув руку Морстена в сторону, а потом, не поднимая взгляда, чтобы снова не разреветься, на сей раз уже от облегчения, тихо сказала:

— Я бы все равно дошла до конца. У меня нет выбора, северянин.

Стараясь не показать, как сильно ее задело упоминание Литан из прошлого, она неуклюже поднялась на ноги, ухватившись за руку Морстена, в последний момент успевшего схватить Лаитан за запястье и не дать ей упасть с моста, оступившись снова.

Она мельком взглянула на лицо Гравейна, уже не напоминавшее ей Креса ничем, кроме взгляда таких же черных глаз и линии скул на усталом лице, опустила плечи и пошла вперёд, пошатываясь и тихо всхлипывая. Впереди ждала участь, отведённая ей еще до рождения. Горькая и ясная, как рассветное небо летом. Смерть или жизнь, долг или честь, совесть или бессовестное предательство — все потеряло смысл уже давно. Остались только надобность и цель. Даже если бы Лаитан сейчас хотела что-то изменить, у неё бы это не вышло. Люди надеялись на своего капитана в прошлом. Люди смотрели на неё с надеждой в настоящем.

Позади тихо шёл кто-то еще, шаги были лёгкими и почти неслышимыми.

— Госпожа, — раздался голос Надиры, — я хотела сказать… — она запнулась на некоторое время, подбирая слова. Лаитан ей не препятствовала, хмуро поглядывая на блестящее стекло океана внизу, отражавшее тусклый солнечный свет, пробившийся сквозь отступающий вокруг туман. Блики играли на застывших водах великого отца, словно море света, в котором сгорали судьбы и отдельные жизни, чтобы потом выползти в темноте ночи и завыть в небо от тоски и одиночества. Лаитан понимала их, как никто другой.

— Госпожа, мне очень жаль вас. Ваш путь безмерно скорбен и тяжёл, но я сделаю все, чтобы облегчить его, насколько смогу, — выдохнула на одном дыхании Надира. Медноликая вздохнула и сказала, не поворачиваясь:

— Знаешь, как мне себя жаль, Надира? Пожалуй, мне жаль себя куда больше, чем кому-либо еще. Только у каждого своя дорога. И моя оказалась короткой и одинокой.

— Вы про эту чернявую дурочку? — не сдержала смешок Надира. Лаитан подумала, что ей в пору было бы покраснеть.

— Не такая уж и дурочка, если сумела нас обмануть в тумане, — передёрнула плечами Лаитан.

— Госпожа Лаитан, — придвинувшись поближе и взяв за руку свою госпожу, зашептала Надира, — если женщина уверена в себе и в том, что ее выбрали, она никогда не станет пытаться уничтожить ту, к кому не ревнует, — со смешком сказала травница. Лаитан почувствовала, как щеки стали горячими. Слышать это было, как ни странно, приятно.