Яцек Пекара - Ловцы душ

– Ты всё же жив, брат, – сказал Курнос сердечным тоном.

– С Божьей помощью. – Я встал и потянулся к бочонку с вином. Выпил несколько глотков, и мне стало ещё лучше.

– Маркграф спрашивал о тебе. Я сказал, что ты болеешь. Он даже за доктором хотел послать, но я сказал, что не надо.

– Правильно. Ладно, Курнос, можешь уже идти. Только убери это. – Я указал на обувь, портянки и остатки срезанной кожи и чёрных ногтей.

Он вышел, а я мог спокойно подумать над моим видением. В подземельях замка таилось зло. Там застыли боль, ненависть и смерть. Но молитвенные видения не всегда дают нам ответ на вопрос, который мы задаём. У меня не было ни одного предмета, который мог бы мне послужить проводником и который привёл бы меня к месту проведения кощунственных ритуалов (если таковые вообще проводились). А почему в замковых подвалах клубилось так много эмоций? Что ж, подземелья, как правило, служат для того, чтобы содержать в них, а может, даже и пытать заключённых. Так может, души людей, осуждённых Рейтенбахом или его предками, попросту оставили в стенах свой тёмный, переполненный болью отпечаток? Может, здесь были когда-то застенки, где добывали признания, пытали железом, ослепляли и ломали конечности? Может, некоторые заключённые умерли там от голода, болезней или старости? И именно они, или, скорее, воспоминания о них, предстали перед моими глазами в виде неестественно скрученных тел, полных страдания и тоски.

Меня, однако, беспокоило видение того огненно-красного барьера, через который был не в состоянии проникнуть мой разум. Скорее всего, в этом месте находился секретный проход, защищённый при помощи чёрной магии. Но с тем же успехом это могла быть и старая, мощная магия, уходящая корнями в истоки существования замка. Я знал, что в древние времена некоторые из родов пользовались услугами магов, чтобы защитить часть поместья от посторонних глаз. Ведь и Святой Официум возник только из-за того, что несколько сотен лет назад многие люди отступили от учения Иисуса, соблазнённые мощными тёмными силами. И задачей инквизиторов все эти века была непримиримая борьба с этими силами и их человеческими приспешниками. Барьер мог быть построен не вчера или год назад, а лет пятьсот тому назад. Насколько я знал, замок Рейтенбаха был построен в десятом веке после рождества Христова. И хотя потом были достроены новые этажи, замок был перестроен и укреплён, но подвалы могли сохраниться практически в первозданном виде.

Я мог бы потребовать провести обыск, для которого так или иначе придётся получить официальное разрешение из Инквизиториума, но запрос на столь сомнительных основаниях был бы настоящим безумием, и ошибка дорого бы мне стоила. Кроме того, я всегда должен был предполагать, что совершил ошибку. Молитвенные видения были тяжёлым испытанием, и вдобавок я мог не до конца понимать смысл некоторых знаков или символов. Что ж, пришлось с сожалением констатировать, что мои боль, страх и риск для жизни пошли прахом. Я ничего не узнал и ничего не достиг. Пройдут долгие месяцы, прежде чем я снова решусь на путешествие в иномирье, если я вообще когда-нибудь ещё рискну предпринять такую попытку.

Правила вежливости требовали, чтобы я попросил маркграфа о возможности продления моего пребывания в его замке. Со всей определённостью, я прекрасно знал, что именно так и поступлю, а также прекрасно знал, что он не откажет в моей скромной просьбе.

– Конечно, мастер Маддердин, – он не дал понять по своей реакции, что ожидал такого поворота дел. – Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

– Спасибо, господин маркграф. Это большая честь для меня.

Он кивнул головой, словно это само собой разумелось.

– У вас крепкая голова, господин Маддердин, – сказал он. – На святого Иоанна у меня в замке всегда проходит соревнование выпивох. Если Бог даст, и вы будете в это время неподалёку, милости прошу.

– Ха, не премину. – Я рассмеялся, поскольку, учитывая щедрость маркграфа и качество его вин, эти соревнования должны были выглядеть действительно великолепно.

– Что вы собираетесь делать сегодня, если мне позволено спросить? Может, отправимся на охоту? Егерь сказал мне, что в окрестностях видели тура.

– А туры случайно не находятся под императорской охраной?

– А разве голова этой бестии не прекрасно выглядела бы на стене?

Вот именно так, вздохнул я мысленно, и должны были исчезнуть туры, несмотря на защиту самого Светлейшего Государя.

– Сожалею, господин маркграф. Сегодня я собираюсь посетить Хоффентоллера и убедить его, чтобы он смирился с потерей.

– Я буду вам признателен, – ответил он, хотя я был уверен, что он доверяет мне в той же степени, что и змее, обвившейся вокруг запястья.

– В таком случае, я позволю себе проститься с господином маркграфом. Наверное, до вечера. – Я вежливо поклонился.

– Я верю, что вы человек чести, – надменным тоном сказал Рейтенбах, когда я был уже в дверях.

Я обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

– Я инквизитор, – ответил я холодно. – А инквизиторы даже честь, если только возникнет такая необходимость, кладут на алтарь Господней любви.

Я видел, что мой ответ ни в коей мере его не устроил.

– Но я вам доверюсь, – сказал он медленно. – Хотя, тем, что я расскажу, нелегко делиться с другим человеком.

– Внимательно слушаю, господин маркграф.

– Я собираюсь жениться на Анне, – сказал он. – Хотя и знаю о её... – он замолчал на секунду, а его глаза омертвели, – любовных похождениях... совершаемых лишь для того, чтобы возбудить мою ревность. Женское коварство... – Он натужно рассмеялся.

Я не стал смеяться в ответ, ибо дворянке не подобает совокупляться со слугами, независимо от того, капризна она или нет, и независимо от того, чего она хотела добиться своим поведением.

– Пожалуйста, примите мои самые искренние поздравления, господин маркграф, – отозвался я на его слова равнодушным тоном.

– Спасибо, – ответил он. – Поэтому я надеюсь, что вы сможете сообщить Хоффентоллеру о моих честных намерениях. – Ведь это большая честь для простой дворянки, стать маркграфиней Рейтенбах.

– О, несомненно, – признал я с полной серьёзностью и почтительностью в голосе. – Я уверен, что Хоффентоллер оценит честь, которая оказана его дому. Ибо это хоть и древний род, но бедный, не так ли?

– Древний. – Он махнул рукой. – Он, конечно, рассказывал вам о Маурицио Хоффентоллере и крестовом походе?

– Прадед, не так ли? Прославился несгибаемой верой и погиб в языческом плену.

– Именно так. А погиб он потому, что дед Хоффентоллера деньги, которые получил от императора на выкуп, пропил и проиграл в кости.

– Печально, – подытожил я. – У него не было, случайно, двоюродного брата с таким же именем?