Яцек Пекара - Ловцы душ

– Приведите себя в порядок, – я посмотрел на них с отвращением.

Первый пёрнул, Второй рыгнул. Это был не тот ответ, которого я ожидал.

– Мы знаем, пр-равда, что уж... – Забормотал Первый.

– Мы, к-как бы, на службе нап-пились, – добавил Второй так же невнятно, но с чётко различимой гордостью в голосе.

Нет. В таком состоянии я не мог с ними общаться.

– Курнос, возьми этих идиотов и сделай с ними что-нибудь. Когда вернётесь, они должны быть трезвыми.

Я не ожидал, что это займёт так много времени, но они, наконец, вернулись. Курнос с чрезвычайно довольной миной, а близнецы злые и промокшие до нитки.

– Хм? – Я посмотрел на Курноса.

– Я бросил их в ров. – Он пожал плечами.

– Протрезвели?

– Да, – Первый и Второй произнесли это слово хором, опередив Курноса.

– Я так рад, – сказал я с намеренно наигранным энтузиазмом. – Водоросли с себя сними. – Я посмотрел в сторону Второго.

Он пошарил в волосах и вытащил из них связку зелёных, скользких, спутанных нитей.

– Ну, слушаю, – сказал я.

– Девки пропали, – сказал Первый. – Четыре. – Он выставил пальцы.

– Как это пропали?

– А так: пропали. Пошла такая козу пасти и не вернулась. Для примера, правда, говоря...

– Молодые?

– Молоооо… – Первый неожиданно блеванул себе на ботинки, – дые. Извини, Мордимер.

Его снова вырвало, наконец он с облегчением вздохнул и улыбнулся. Выплюнул кусок мяса, застрявший между зубов.

– За что Бог меня так наказывает? – Спросил я, не рассчитывая на ответ.

– Все молодые, но только об одной сказали, что, якобы, красавица, – добавил Второй.

– Когда пропали?

– По весне.

– Все как та первая? Крестьянки?

– Как бы, крестьянки.

– Идите пока и отоспитесь. Завтра ещё поговорим.

Они вышли, и я остался один на один с Курносом. Я сел чуть дальше от него, хотя не знаю, могло ли это дать какой-нибудь эффект, поскольку запах, исходящий от его тела, казалось, заполнял всю комнату.

– А у тебя как прошло?

– Слышал о трёх девках.

– Может, о тех же самых?

– Нет, нет. – Он покачал головой. – Все были из одной деревни. Три сестры. Тринадцати, четырнадцати и пятнадцати лет. Пошли на реку и больше не вернулись.

– Утонули, – предположил я.

– Конечно, – буркнул он. – В этом ручье и кота не утопишь.

– Я слышал похожую историю о трёх девушках. Одна начала тонуть, вторая бросилась ей на помощь, и та её утащила под воду, третья хотела спасти двух других. Ну и утонули все.

– Я же сказал, там и кот бы не утонул, – напомнил он обиженным тоном.

– Может, это было после дождей, и вода разлилась? – Спросил я, потому что уже видел ленивые ручейки, которые превращались в опасные и быстрые реки, полные водоворотов и коварных глубин.

– Нет, – заявил он твёрдо. – Они сказали, что тогда река была, как сейчас. А сейчас можно перейти на другой берег не замочив ног, только прыгая по камням.

– Что об этом говорят в деревне?

– Как все люди. – Он пожал плечами. – Одни, что зло из леса их унесло, другие, что сбежали с хахалями...

– Ага, особенно эта, младшая, – перебил я его.

– Другие ещё говорят, что ушли в город, лучшей жизни искать.

– В итоге, пропало семь девушек, во всяком случае, мы знаем о семи. Не странно ли, Курнос?

– Он их похищает? – Он понизил голос и показал головой на дверь. Я понял, что он имеет в виду Рейтенбаха.

– Молодых, некрасивых селянок? Тот, кто развлекается с красивыми дворянками? Не верится мне в это...

– Мы помним такие дела, – сказал он.

– Да уж, помним, – вздохнул я.

Молодые, невинные девушки были идеальным объектом для тёмных ритуалов. Я слышал о некой аристократке, которая любила ванны из крови, так как утверждала, что это придаёт коже бархатную мягкость и продлевает жизнь. Сам помог решить дело прекрасной и очаровательной девушки, жизнь которой собственный отец хотел посвятить проведению демонического обряда. Я знал, что некоторые колдуны платят вызванным демонам жизнью, сердцем или кровью девственниц. Только Рейтенбах не был похож на колдуна. Конечно, внешность могла быть обманчива, а я ведь не претендовал на всеведение. Это был один из следов, которые следовало проверить. Я решил, что с этой целью лучше всего будет применить метод, перед использованием которого я всегда трепетал. Ибо я решил отправиться в путешествие, в котором единственными проводниками всегда являются молитва и поразительная боль. Этого не стоили пятьсот крон, полученные от Хоффентоллера, которые, впрочем, так или иначе, уже перешли в мою собственность. Но этого стоили мои сомнения. Некоторые из инквизиторов обладали особым талантом, который позволял им видеть мир, скрытый от глаз других людей. Мы не используем эти способности опрометчиво, так как каждое подобное путешествие было угрозой для жизни, создающей смертельную опасность для души и высасывающей жизненные силы. Однако мне трудно было избавиться от ощущения, что в замке Рейтенбаха не всё выглядит так, как должно выглядеть на первый взгляд. Я не мог приказать маркграфу, чтобы он предоставил свой замок для проверки, но я мог провести эту проверку так, чтобы он не имел о ней ни малейшего понятия.

Я сказал Курносу, чтобы он остался, ибо инквизиторская молитва вызывает настолько сильное истощение организма, что ещё в течение нескольких часов после неё я слаб, словно новорождённый котёнок, и речи нет о том, чтобы я смог защититься от кого-либо. Я не думал, правда, чтобы Рейтенбах приказал меня убить, но и не собирался, однако, без нужды рисковать.

Я разделся до пояса, потому что знал, что уже через минуту весь кафтан и рубашка могут быть залиты кровью и рвотой. Опустился на колени на пол. Курнос стоял в другом конце комнаты, ковыряя в зубах остриём кинжала, и испытующе смотрел на меня. Он знал, свидетелем чего будет уже через минуту, и я подумал, оставляет ли зрелище моего страдания его равнодушным, или доставляет удовольствие, или же, скорее, вызывает беспокойство. Ха, заботливый Курнос! Как ни странно это звучало, однако я всё же не забыл, что мой товарищ по крайней мере один раз вытащил меня из смертельной передряги.

Я закрыл глаза, сосредоточился на молитве, и ничто из того, что происходило вокруг, не могло помешать мне в достижении врат, отделяющих мир материальный от мира духовного. Во мне всегда жил граничащий с уверенностью страх, что я когда-нибудь зайду слишком далеко в этой опасной игре. Что произойдёт тогда? Наверное, на земле останется моё тело, а дух будет блуждать где-то в иномирье, с каждой минутой всё меньше вспоминая, кем он когда-то был. Что с ним стало бы потом, никто не знает с уверенностью. Может, растает в темноте, окутавшей иномирье? Может, я стану одним из этих страшных облаков тьмы или одним из бесформенных, зловещих творений, населяющих пустоту? Так или иначе, я должен был попробовать ещё раз. Бог мне свидетель, я рисковал своей жизнью не ради Хоффентоллера или его дочери, которые тревожили меня не больше, чем садовые сорняки.