Яцек Пекара - Ловцы душ

– Можешь поговорить с ней, Мордимер, а как поговоришь, можешь её даже трахнуть. С любой стороны, с которой только захочешь, – сказал он. – Женщины не только любят меня, но и склонны удовлетворять мои самые изощрённые запросы...

Признаюсь, что мне стало немного легче, поскольку он оказался не столь сильным человеком, каким мне показался. Ибо люди по-настоящему сильные никогда не хвалятся властью, которую имеют над слабыми. Или, быть может, он меня обманул, прекрасно зная, каким путём следуют мои мысли.

– Уважаю ваш талант, господин маркграф, – сказал я с восхищением. – К сожалению, мой успех у женщин, как правило, останавливается у дверей борделя.

– Вы что-то хотели перед этим сказать, – ответил он, глядя на меня, и я увидел, что его глаза остекленели.

– За императора! – Крикнул я, поднимая кубок. – За поход на Палатинат!

– З-зампратора, – признал мою правоту маркграф, и я наклонил его, чтобы он выпил чашу, не разлив при этом большую часть вина себе на кафтан.

– За императора! – Провозгласил я снова и вложил кубок ему в ладонь.

– П-пили уже за имп-пратора, – заметил маркграф.

– Даже если так, давайте ещё раз! – Вскричал я с восторгом. – Никогда не бывает достаточно здравиц для Светлейшего Государя!

– И на вас это не действует, и на меня не действует, – сказал он, когда мы выпили. Я увидел, что его глаза вновь такие же, как и раньше. – Чего вы хотите, мастер Маддердин?

– Правды, – ответил я без улыбки.

– Каждому кажется, что он хочет только истины. – Он потянулся за кувшином с вином. – Только когда он её добивается, оказывается, что он хотел только красиво упакованной лжи. Нет истины как таковой, – добавил он. – Есть только интерпретации.

– Богохульство! – Сказал я резким тоном. – Ибо есть истины, которые никто оспорить не может. Как та, что наш возлюбленный Господь сошёл с креста муки своей и огнём и мечом наказал всех врагов. Назовите это интерпретацией, а не святой истиной, я здесь и сейчас арестую вас как смертельного врага Церкви!

– Я не имел в виду доктрины веры, мастер Маддердин, – ответил он спокойно, хотя мне казалось, что он редко слышал подобный тон. – Только несовершенства души. Ибо я больше верю в человеческую глину, чем в хрустальные идеалы.

– Хайнц Риттер, – заключил я. – Это цитата из его произведения, если не ошибаюсь...

Он покивал головой и наколол кусок грудки куропатки на двузубую вилку. Рассмотрел его на свету.

– Да, да, – признал он. – Разве не превосходный поэт? Вернёмся, однако, к делу. – Он положил мясо обратно на тарелку. – Завтра после обеда у вас будет возможность познакомиться с дочерью Хоффентоллера, а если захотите, поговорите с ней наедине. Я не хочу неприятностей, мастер Маддердин, и особенно я не хочу неприятностей с людьми вашего уровня. И я не желаю, чтобы вы прислали ко мне в замок своих друзей в чёрных плащах.

– Спасибо, – сказал я, поскольку в его словах не было оскорбительного подтекста, а лишь констатация фактов. – Объясните мне, однако, если позволите, почему вы не хотите отдать девушку отцу, коль уж из ваших слов я понимаю, что вы уже не испытываете к ней столь горячей привязанности, как раньше?

Он какое-то время смотрел на меня безвыразительным взглядом.

– Что вы знаете, – заговорил он наконец, и в его голосе звучала неожиданная горечь. – Да что вы знаете...

Меня разбудил широкоплечий слуга с лицом армейского придурка, который внёс в комнату таз с горячей водой и полотенца. Сразу за ним появилась служанка, выглядящая как его родная сестра. Она несла поднос с холодным мясом, хлебом и вином.

– Когда ос-ве-жи-тесь и под-кре-пи-тесь, господин, позовите. Я отведу вас к его светлости маркграфу, – слуга, запинаясь, договорил заученную фразу и уставился на меня водянистыми глазищами.

Я кивнул ему головой и помыл руки, лицо и волосы в тёплой воде. С каждой минутой утреннее похмелье немного ослабевало. А когда я на одном дыхании выпил кружку превосходного вина, я вдохнул глубже. Я чувствовал, что возвращаюсь к жизни. Мне было интересно, как дела у Рейтенбаха и как он перенёс нашу ночную пьянку. Однако перед разговором с ним я собирался поговорить с Курносом и близнецами. Не зря же они провели всю ночь в людской, и я надеялся, что они тоже пили со слугами Рейтенбаха. И что эти слуги распустили языки, В конце концов, разве Писание не учит нас, что «в вине заключается истина»?

Холодное мясо и свежевыпеченный хлеб придали мне сил, кувшин вина стёр отвратительный привкус, царящий во рту, и привёл к тому, что болезненная утренняя тяжесть превратилась в весёлую бодрость. Я вышел в коридор.

– Где спали мои люди? – Спросил я ожидающего у двери слугу. – Отведи меня туда.

– Но господин маркграф… – начал он.

– Отведи меня туда, – приказал я холодно, – третий раз повторять не буду.

Мои товарищи ещё сидели в людской, так что я вытащил их во двор, поскольку не хотел, чтобы чьё-то слишком бдительное ухо прислушивалось к нашему разговору.

У близнецов были серые лица и опухшие глаза.

– Здорово побухали, – буркнул Первый.

– Ой, здорово, – признал его брат.

– Здоровее, чем здорово. – Курнос отхаркнул из глубины лёгких и сплюнул в угол зелёный комок мокроты.

– Я так понимаю, что у вас есть много чего мне рассказать, – сказал я любезно.

– Подобрал же я себе службу, чтоб ей проказу и холеру, – прорычал Курнос. – Будто воду из камня выжимал.

– Но кое-что, правда, разузнали... – Первый поднял указательный палец. На его конце отрос грязный коготь.

– Я превратился в слух, – отозвался я.

– То, что маркграфу она нравится, это ясно, – сказал Первый. – Но он её, правда, отдаёт слуге, повару, конюху, помощнику садовника. Всем, кому попало...

– А значит, мстит за что-то. – Я потёр губы кончиками пальцев, после вчерашней ночи они были сухими на ощупь. – Но девушка не хочет уезжать.

– Может, ей понравились эти забавы... – ухмыльнулся Второй.

– Кто знает...? – Ответил я, так как по опыту знал, что и не такие умы, как мой, блуждали в лабиринтах женских чувств и желаний, где жажду и боль разделяет очень узкая граница. – Может, он её шантажирует или угрожает?

Первый, не заинтересованный моими рассуждениями, занялся обкусыванием грязного когтя, однако Курнос покачал головой.

– Я помню похожий случай, Мордимер, – сказал он, закрывая глаза. – Бригитта Лойцл была похищена бароном Таннхаузером. Её отец сумел убедить местного епископа, чтобы он помог дочери. Но девушка предпочла остаться в замке и сказала, что довольна гостеприимством барона. Потом оказалось, что Таннхаузер угрожал, что убьёт её младшую сестру, если Бригитта от него уйдёт. Дело выяснилось, девушку освободили, и она очутилась, в конце концов, в хорошем борделе. И это по собственной воле. Понравилось это дело...