Яцек Пекара - Ловцы душ

– Нечто большее? – Я налил себе новую порцию супа, поскольку в нём густо плавали куски нежной телятины, которая, как я понял по вкусу, наверняка была ранее вымочена в крепком вине. – Что, например?

– Я думаю… – Я видел, что он старается тщательно подбирать слова, – все эти молодые девушки, которых он приглашал в замок... – слово «приглашал» он произнёс издевательским тоном, – нужны для какого-то страшного еретического ритуала...

Я поднял на него глаза и вздохнул. Передо мной сидел отчаявшийся человек, и я решил предупредить его, что отчаяние может повернуться против него. Он нравился мне по вполне определённой причине: он должен был ещё оплатить счёт за обед.

– Вы выдвигаете тяжкие обвинения. – Я покачал головой. – Если вы уверены, уведомите местный отдел Инквизиториума, и я ручаюсь вам, что дело будет тщательно проверено. Но, – я стукнул ложкой по миске, – берегитесь ложных обвинений. Ибо это может вам не просто навредить, но и отправить на суд инквизиции. Мы хорошо знаем, что во времена ошибок и извращений Инквизиториум более стремился найти вину, чем правду. Но эти времена уже, к счастью, позади, и мы сумели честно раскаяться в грехах, вызванных поспешностью суждений и поступков.

– То есть, надежды нет? – спросил он мрачно некоторое время спустя.

– Найдите доказательства, что маркграф хулит нашу веру, и тогда смело сообщайте в Инквизиториум. Таков мой совет.

– Найти доказательства? Как?! – Он почти кричал. – Рейтенбах окружил себя верными людьми, ни звука о том, что происходит в замке. Слуги только повторяют сплетни... Кто им поверит? Однако если кто-то значительный и с безупречной репутацией убедится воочию, что происходит в замке... Оооо, это уже другое дело. Совсем другое...

– Вы что, хотите предложить мне работу? – Я от души рассмеялся.

– А вы взялись бы за такое задание? – Он понизил голос и с опаской посмотрел в сторону занавески.

– Возможно, – ответил я, минуту поразмыслив.

– О, я знаю, что у вас будут расходы, ну и время, которое вы соизволили бы благосклонно этому посвятить, должно быть, конечно, соответствующе оплачено... – он говорил быстро, глядя на собственную полную супа миску.

– Сколько вы предлагаете? – Я решил перейти к делу, поскольку в последнее время я заработал немного денег, и мне не требовалось принимать какие-либо заказы.

– Сто крон, – сказал он заискивающим голосом. – Но, обратите внимание, разделённых следующим образом...

Мне не хотелось даже слушать, как он собирается делить сто крон, так что я махнул рукой.

– Не утруждайте себя объяснениями, поскольку нам не о чем говорить, – сказал я. – Не думаю, что вы там, в провинции, привычны к хезским ценам.

Он умолк и снова вздохнул.

– Я бедный человек, – почти простонал он.

– Возблагодарите Господа, – предложил я. – В конце концов, Писание ясно гласит: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное». То есть, перспективы на будущее у вас лучше, чем у Рейтенбаха.

– Да вы издеваетесь! – Он нахмурился так, что усы встали торчком, и это создало комический эффект, поскольку они были заляпаны супом.

– Никогда бы не посмел, – ответил я. – Тем более что насмешки и слова Писания не идут рука об руку.

– Простите. – Он явно испугался моего тона и, наверное, вспомнил, что разговаривает с инквизитором. – Сам уже не понимаю, что за чушь я несу. Но поймите моё несчастье!

Опять же, несчастье не было таким уж страшным, а дворянин совершил одну ошибку, не пытаясь использовать привилегированное положение дочери при дворе магната чтобы получить должность или хотя бы пенсию. Вместо этого он пытался бороться с феодалом гораздо сильнее него, что плохо говорило о его здравом смысле и сулило плохие перспективы. Я рыгнул и вытер рот хлебом.

– Благодарю вас за компанию и угощение, – сказал я. – И желаю вам удачи.

– Сейчас, сейчас. – Он почти вскочил из-за стола, но через некоторое время сел обратно. – Какая сумма могла бы вас побудить к путешествию? – Спросил он голосом, который, наверное, должен был быть решительным, но я, однако, услышал в нём ноту беспомощности.

– Пятьсот крон, – сказал я, глядя прямо на него. – И возмещение всех расходов.

Он явно скис.

– У меня столько нет, – он вздохнул. – Но если бы... если бы, однако, было, – он напряжённо смотрел на меня, – какие вы даёте гарантии?

– Гарантии? – спросил я. – Если на самом деле ваш враг окажется еретиком или богохульником, то я прибегну к авторитету Святого Официума и поставлю его перед судом инквизиции. Вот единственная гарантия. А если он невиновен по законам Церкви... – я пожал плечами. – Тогда это уже не моё дело.

– Вы... вы... – он заикался. – Дадите мне немного времени на раздумье? Не знаю, как и когда я смогу собрать...

– У вас есть столько времени, сколько хотите, – перебил я его, вставая. – А теперь извините. Долг зовёт.

– Где мне вас искать? – Он сорвался с места, испугавшись, что уходит, наверное, единственный человек, который заинтересовался его скучной историей.

- Я живу в таверне «Под Быком и Жеребцом», – ответил я – В случае чего, спрашивайте владельца. – Я махнул ему рукой на прощание и отодвинул занавеску эркера.

Мне было интересно, настолько ли дворянин в отчаянии, чтобы выложить немалую сумму на оплату моего расследования. Если он решится, это будет означать, что либо он неисправимый склочник, либо на самом деле в доме Рейтенбаха происходят странные вещи. Только это могло и не иметь ничего общего с ересью. Маркграф мог быть человеком строгим, таинственным, окружить себя лишь горсткой избранных людей. А такого, как правило, подозревали, что он скрывает страшные тайны. Может, он просто не любит, когда лезут в его частные дела? И когда все интересуются, с какой из молодых дворянок он кувыркается в спальне? Так или иначе, я не думал, что когда-нибудь ещё увижу дворянина со смешными усами. Наверняка рано или поздно он смирится с потерей отпрыска и, возможно, даже возьмётся за ум, заключив выгодный договор с маркграфом. В конце концов, для каждого отца добродетель дочери является лишь товаром на продажу, в то время как Матиас Хоффентоллер неосторожно позволил украсть этот товар вместо того, чтобы выторговать за него самую высокую цену.

Честно говоря, я успел уже забыть о Матиасе Хоффентоллере. Во-первых, я не придал особого значения разговору с ним, во-вторых, ежедневная напряжённая работа на ниве спасения человеческих душ слишком утомительна, чтобы обременять память лишними воспоминаниями и размышлениями над маловажными вопросами. Впрочем, человек, которому наибольшую радость приносит преклонение перед алтарём, с трудом понимает простые страсти, движущие обычными людьми. Поэтому, когда дворянин вошёл в эркер, в котором я как раз завтракал (вернее, пытался что-нибудь проглотить, с трудом преодолевая тошноту, вызываемую одним воспоминанием о прошлой ночи), в первый момент я его даже не узнал. Тем более что он подстриг торчащие усы и выглядел теперь чуть менее комично, чем во время предыдущей встречи.