Яцек Пекара - Ловцы душ

Что касается девушки, которую так ожесточённо наяривал Первый, мне было её не особенно жалко. Ей ведь уже пятнадцать лет, и в своей жизни она наверняка обслужит ещё не одного мужчину. Ей не было причинено никакого вреда, кроме порванного платья и синяка на щуплой груди. До свадьбы заживёт...

– Убирайтесь отсюда, – приказал я девушкам. – Возвращайтесь по домам. Берите с собой всё, что угодно, платья, посуду. Ну, давайте, давайте...

Они тут же засуетились, даже у оттраханной Первым заметно улучшилось настроение, когда она хватала серебряные тарелки. Другие расхватывали кубки и чаши, выбрасывали одежду из комодов. Они успели при этом поругаться, а одна даже расцарапала другой лицо ногтями.

– Кошелёк. – Я протянул руку в сторону Первого.

– Что? Что?

– Второй раз повторять не буду.

Помедлив, он протянул мне мешочек с деньгами. Я отсчитал пять серебряных крон, всё остальное бросил ему на колени. Подошёл к изнасилованной девушке и отдал ей деньги.

– Бери, – сказал я. – Заработала.

Она посмотрела на меня, не очень понимая, что происходит, но быстро сцапала монеты с моей ладони.

– Я ж даже не кончил! – Буркнул Первый тоном наполовину рассерженным, наполовину расстроенным.

– Надо было поторопиться. – Я пожал плечами.

Наконец мы выдворили всё это общество из комнаты (теперь избавленной от всего ценного, что можно было без труда вынести), и мы могли заняться действительно серьёзными делами.

Мы выезжали из замка Рейтенбах, оставив в нём инквизиторов из местного отделения Инквизиториума. Они уже позаботятся о формальностях, таких как доставка преступников в место, которое им назначено. Учитывая мощь ведьмы (если она говорит правду), им, наверное, будет не Хез-Хезрон, а монастырь Амшилас, где благочестивые монахи специализировались на допросах особо опасных колдунов, а также на сборе информации о запретных знаниях.

Я повернулся в седле, глядя на удаляющееся за нашей спиной огромное здание и окружавшее его поместье. Я знал, что Инквизиториум будет прежде всего гордиться тем, что выявлены демонические таинства и разоблачены происки преступников. Однако я также знал, что наши сокровищницы тоже будут очень счастливы, видя, что это огромное имение в соответствии с законом становится собственностью Официума. В конце концов, никогда не бывает достаточно денег, чтобы распространять славу Божию!

Мне было интересно, правдив ли рассказ Анны о Демоне Несчастья. Действительно ли такое существо появится, чтобы отомстить императору? Что ж, даже если так и должно быть, то, по всей вероятности, с этим не будет иметь ничего общего ваш покорный слуга, который всегда считал, что лучше всего для здоровья держаться подальше от сильных мира сего, и который знал, что от двора Светлейшего Государя его всегда будут отделять не менее сотни миль.

- В хорошем настроении, – подмигнул мне чиновник и поднял большой палец.

Я точно не знал почему, но по каким-то причинам писцы Его Преосвященства меня любили. В личном секретариате в данный момент их работало двое. Старые, иссушенные священники, с глазами, покрасневшими от вчитывания в документы. Они выглядели словно братья, и кто-то мне однажды сказал, что они действительно были братьями. Я тоже их любил, тихих и скромных, так отличавшихся от разодетых, пахнущих душистыми маслами и благовониями слуг епископа. Герсард мог бы лучше потратить деньги, чем на эти стада бездельников, которые без всякой видимой цели шатались по дворцу и окружающим его садам. Что ж, Его Преосвященство имел невероятно высокий доход и не видел ничего плохого в его растрате. Жаль только, что он редко имел желание тратить деньги на то, чтобы помочь вашему покорному слуге. Которому, кстати, такая щедрость очень бы пригодилось. Но, быть может, вызов означает изменения к лучшему. А может быть, и нет. С Герсардом никогда ничего не было известно, ибо его настроение менялось быстрее, чем погода весной.

Кабинет епископа был обставлен скромно. В первой комнате находился полукруглый стол и шестнадцать резных стульев. Здесь проходили важные совещания и встречи. Честно говоря, проходили очень редко, поскольку епископ терпеть не мог говорить в толпе, предпочитая короткие конференции с четырьмя, максимум шестью участниками. А они проходили в другой комнате, где стоял огромный палисандровый письменный стол. Его столешница была столь велика, что могла послужить палубой средних размеров лодке. Епископ сидел на одном его краю, рядом с резными головами львов, гостей сажал на другом конце. В комнате находились кроме того два набитых документами секретера, протянувшийся через всю стену книжный шкаф, полный книг, а также стеклянный шкаф, в котором сверкали хрустальные бокалы и всегда стояли несколько бутылок хорошего вина. Было известно, что епископ любил время от времени побаловаться винцом и часто бывал не в состоянии покинуть канцелярию собственными силами.

– Мордимер, сынок! – Воскликнул он радушно. – Заходи, садись.

У него был невнятный голос, и таким образом я понял, что он много выпил. К сожалению, Его Преосвященство уже редко выпивал на радостях. Хуже всего было, когда он пил, чтобы заглушить боль от приступов подагры, или чтобы забыть о том, что слишком много пьёт. Или о том, как сильно выпивка вредит его здоровью. И тогда лучше было не показываться в кабинете. На этот раз я знал, однако, что подагра отступила, а по широкой улыбке епископа я сделал вывод, что геморрой, язва и кожный зуд не портили Его Преосвященству этот прекрасный день. Что, впрочем, ничего не значило, поскольку поведение епископа, больного или здорового, было совершенно непредсказуемым. Тем не менее, бедный Мордимер считал, что ему и так сильно повезло.

– К услугам Вашего Преосвященства. – Я низко поклонился и присел на краешек кресла.

– Выпьешь со стариком? – Он взглянул на меня из-под опущенных век.

Не дожидаясь ответа, он достал из шкафчика бокалы. Высокие, вырезанные из сверкающего хрусталя, на тончайшей, оплетённой серебром ножке. Собственноручно налил мне вина из замшелой бутылки, и я уважительно поднялся.

– Сиди, сынок, сиди, – приказал он безмятежно и сам наполнил себе бокал до краев, аж капля вина перелилась через край и стекла на столешницу, оставив красную дорожку на хрустале.

Он откинулся на спинку стула, стоящего напротив меня, и довольно вздохнул.