Яцек Пекара - Ловцы душ

– Спасибо, брат Себастьян, – только и сказал я. – Я надеюсь, что мне удастся достойно представлять Его Преосвященство.

Он что-то фыркнул, но ничего не ответил. Позвонил, вызывая слугу.

– Отведи господина капитана в оружейную, потом в гардеробную, – приказал он. – Я отправил бы вас к портному, – он посмотрел на меня, – но нет времени. Завтра на рассвете вы отправляетесь.

– Раз надо, значит надо, – вздохнул я.

Я думаю, что брат Себастьян преувеличил, называя моих людей головорезами. Думаю, лейтенант епископской гвардии – кстати, злой, как чёрт, из-за моего повышения по службе – выбрал тех, с которыми уже не знал, что делать. Они стояли в ряд на заднем дворе епископских казарм, а я довольно долго молча смотрел на них.

– Я мастер Инквизиториума, и зовут меня Мордимер Маддердин, – начал я. – Все вы, наверное, знаете, что Его Преосвященство выдал мне лицензию капитана гвардии только временно. Тем не менее, теперь я капитан, и я требую от вас одного: абсолютного послушания, – я помолчал секунду. – Если тебе, чёрная борода, – я обратился к заросшему солдату с лицом идиота, – я прикажу встать на колени и сожрать говно с земли, что ты сделаешь? Так вот, в ту же минуту встанешь, сожрёшь говно, а потом поблагодаришь капитана за угощение. Понятно?

Я выждал какое-то время.

– Я спросил, понятно ли вам, – повторил я спокойно. – А когда я спрашиваю, то хочу слышать ответ!

– Понятно. Да. Так точно, – почти все они заговорили вразнобой, и не скажу, чтобы в их голосах звучал чрезмерный энтузиазм.

– Скажу вам кратко, ребята. Может быть, у вас и есть шанс выйти живыми из этой авантюры. Но только в том случае, если у вас хватит мозгов, чтобы понимать мои приказы. Теперь по порядку. Имена.

Они представлялись, а я пытался запомнить: Маленький Ганс, Болько Силезец, Мрук Урод, Соболь Бастард, Робин Палка, Руперт Глотка.

– Что до этих пор делали в гвардии? – Спросил я.

Я слушал с растущим беспокойством. Что ж, благороднорождённый лейтенант решил пошутить над бедным Мордимером. И пригнал ему таких людей, что днём с огнём не сыскать подобного отряда. Ибо один из моих людей был помощником повара, второй чистил конюшни, третий работал в кузнице, четвёртый охранял подвалы, пятый как раз вышел из башни, где сидел за изнасилование. Только шестой имел какой-то опыт, поскольку дослужился когда-то до сержанта, однако его понизили за пьянство на службе. Конечно, я мог пойти с жалобой к епископу. В конце концов, я ехал ко двору императора, и следовало дать мне людей, которые будут достойно представлять Его Преосвященство. Но я не собирался начинать с жалоб. Настоящий мастер должен справляться с теми инструментами, какие есть под рукой. Ясно, что мне не хватало Курноса и близнецов, ибо я сразу лучше бы себя почувствовал, видя рядом с собой товарищей прежних путешествий. Единственное, что я мог сделать, это оставить сообщение у Корфиса, чтобы, как только появятся в городе, собирали пожитки и отправлялись в сторону места сбора императорской армии. Туда, где это место тогда находилось бы.

– Определим некоторые правила, ребята, – сказал я. – И начнём с запретов. С этого момента вводится запрет на употребление вина, пива, водки и тому подобного. Кто его нарушит, будет убит. Собственноручно мной. Кто украдёт или ограбит кого-то по пути, будет убит. Как и в первом случае. Кто не выполнит приказ, будет убит. Кем? – Я повернулся к Робину Палке.

– Господином капитаном, – ответил тот.

– Совершенно правильно. А ты будешь следить за этим в качестве моего сержанта. Я постараюсь, чтобы тебе официально было присвоено это звание и соответствующее ему жалование.

Он просиял.

– Так точно, господин капитан! – Заорал он во весь голос.

– И для начала добавлю, чтобы все, начиная с тебя, побрились и постриглись. Я не покажусь перед императором с такой бандой оборванцев, понятно?

Императорская штаб-квартира находилась в городке Хейм, в нескольких милях от реки, разделяющей границы Империи и Палатината. Император вместе со своим двором разместился в лучшей гостинице и в домах зажиточных горожан, а войска были расквартированы в окрестных сёлах и деревнях. Я слышал, что правитель установил для солдат строгую дисциплину, ввёл запрет на грабежи, каждый случай неповиновения карался смертью. Поэтому по дороге мы видели несколько десятков висельников в состоянии большего или меньшего разложения, которые служили отличным кормом для воронов и ворон. Имперские офицеры охотно платили окрестному населению за провиант, лошадей и телеги, тем более что император выдавал процентные долговые расписки, так что им не приходилось лезть в собственные кошельки. Я знаю, любезные мои, как бывает с этими расписками. Каждый генерал с удовольствием их выдаёт, но как только армия возвращается с поражением, оказывается некому платить. Но я надеялся, что войска молодого императора справятся с Палатинатом, поскольку меня не прельщала мысль, что война постучится в ворота Хеза. Хотя, честно говоря, может, у Палатината и было достаточно войск, чтобы защитить себя, но, наверное, не настолько, чтобы напасть на нас. Палатин Дюварре был известен страстью к фортификации, и в связи с этим вся страна, и так полная болот и пересекаемая многочисленными реками, превратилась в одну большую крепость. Меня очень интересовало, как Его Императорское Величество собирается с этим справляться.

Хейм был приграничным городом, расположенным в развилке реки. Его позаботились окружить стенами и защитить рвом в тех местах, где река не создавала естественной защиты. За подъёмным мостом наблюдала стража, впускающая только купцов с товарами или людей, имеющих пропуска, подорожные или рекомендательные письма. Нам, в принципе, вполне достаточно было епископских цветов, так как каждый солдат в окрестностях мог узнать бело-золотые мундиры и характерные стальные шлемы в форме шляпы с широкими полями. Спросите меня, любезные мои, от чего такой шлем должен был защитить? Не найду правильного ответа, поскольку уж точно не от удара дубинки, топора или меча. Мои пять головорезов... Ах, я уже говорил, что в начале их было шесть, не так ли? Но Болько Силезец имел несчастье не послушаться приказа и напился до потери сознания в первую же ночь. Сам, своими руками, как и обещал, ещё пьяного и что-то блеющего, я повесил его на пороге корчмы. Очень ловко повесил, любезные мои. Так, чтобы кончиками пальцев ног он мог слегка касаться земли. Он задыхался почти до самого утра, пока, наконец, я не вздёрнул его повыше и не позволил умереть. Вы знаете, что почти всё то время, когда он был подвешен, он плакал? Как видно, он был сентиментальной натурой... Но с тех пор остальные пятеро парней старательно следили за каждым моим жестом и наперегонки бросались, чтобы первыми исполнить мои приказы. Дисциплина является основой жизни. Без дисциплины мы лишь стадо животных, недостойных существования в этом не лучшем из миров.