Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга третья

—И чёрные лебёдушки тоже! — заметила смуглая Лела, подслушав старуху.

—И чёрные, — с удовольствием согласилась та. — Водоплавающие! Ражный, ты когда–нибудь держал в руках чёрную лебёдушку?

Сейчас, в первый день, уже трудно было бороться с собой, особенно после того, как спустил этих лебедиц с неба на землю. И вот уже тянет, манит к себе голубой взор Лелы. Да и она почуяла это, повыше приподнимает веки, да и сарафаном всё машет, словно крыльями, хотя ноги давно обсохли…

Он налил вторую бочку, после чего старуха измерила деревянной палкой глубину сока в чане и приставила лестницу.

—На взлёт, девушки!

Первой ринулась самая строгая и отстранённая из них, Ульяна, однако от напряжения или волнения оступилась, не попала ногой на ступеньку и чуть не сверзлась вместе с лестницей. Вдова успела подстраховать и окликнула Ражного:

—Помогай сажать! Ступеньки качаются!

Сама подсадила девицу и откинула лестницу в сторону: начиналось третье действие спектакля. Вячеслав хладнокровно взял на руки Арину и по сути забросил в чан, через мгновение туда же с визгом полетела и чёрная лебёдушка.

И ей это не понравилось, свет её взора в сарае погас. Ражный ушёл в свой угол и сел перед бочкой на верстаке, словно скульптор перед камнем.

—Трудись, отрок, и воздастся, — многозначительно заметила вдова. — Не надо бороться с собой. Тогда и с завязанными глазами соберёшь.

—Натопили —дышать нечем, — буркнул он. — Пойду на речку, искупаюсь.

И вышел на улицу. Ему и в самом деле было жарко, но больше от смотрин, организованных вотчинницей, которые всё более становились навязчивыми. Это был не хмель от паров бродящего винограда, скорее чародейство, заложенное в обряде, которому одинаково и непроизвольно повиновались невесты и жених. Наверное, в нём таился великий смысл: не оставить без супружеской пары ни одного отрока и отроковицу, дабы пополнялся числом Засадный полк. Иначе бы роды Сергиевых иноков–поединщиков давно выродились, растворившись в миру. А духовный предводитель воинства, как вечный строитель, обязан был наращивать всё новые и новые этажи, ибо прежние безвозвратно уходили в землю, оставляя о себе только предание и родовую нить памяти.

В битве араксам было выживать легче, поскольку они владели многими тайнами борьбы и дрались в любом состоянии. Даже мёртвый поединщик становился опасным для противника, если принимал смерть на бранном поле в состоянии Правила. Существовало убеждение, что душа инока не отлетала, как у простых смертных, устав мучиться в бренном теле; она ещё долго витала над павшим, высматривая противника или мародёра. Последний выхлоп её энергии становился для них смертельным, откуда ещё с древних времён появилось поверье–не приближаться к павшим воинам–скифам и не снимать с них доспехов, оружия, какими бы дорогими они ни были. Говорили, дескать, они и мёртвые вскакиваюти, увидев врага, режут или душат его до смерти. Обобрать сражённого скифа можно было лишь после того, как чёрные вороны выпьют глаза, либо, приблизившись, самому их выколоть.

В битве араксы выживали, в миру не выдерживали его натиска, и начиналось игристое, пенное брожение, как у перезревшего винограда.

Смысл в обрядах существовал, но сами они давно устарели, если он, обручённый, не воссоединился с Оксаной, хотя даже отпраздновал Манораму, если, выведенный из Сирого кукушкой, по уставу будто бы самой судьбой наделённый невестой, он остался отроком, которому нельзя выйти на боярское ристалище. Несмотря на поражение, Сыч нашёл способ, отбил избранную и названую, причём честно: пробудился от её любви, незваным явился в вотчину и выкрал Дарью. И она пошла с ним, ибо ощутила себя не чьим–то подарком судьбы, не кукующей птицей без своего гнезда–завоёванной в поединке.

Можно завоевать, проиграв схватку.

С этими мыслями он спустился к Араксу возле бани, по деревянным ступеням, разделся на ходу и прыгнул в омут. Ледяная вода ожгла тело и показалась горячей, как забраживающий виноградный сок. Речка была мелкой, всего по грудь, даже в подпруженном камнями омуте, однако казалась глубокой, ибо, нырнув, он погружался в непроглядный мрак, хотя солнце было в зимнем зените.

Холод снял колдовские чары обряда, вытряхнул всё лишнее, порождённое теплом, негой и хмелем. Только ощущение стягивающей шёлковой нити на голове исчезло, и всё равно когда он вышел на каменистый берег, не чувствовал своего тела, словно в состоянии Правила. Однако в тот же час приземлился, испытав тяжесть: его одежды на лестнице не было, в том числе и ботинок!

Мало того, что русалка спалила цивильную одежду, теперь утащила и казённую, армейский камуфляж, всё, вплоть до кальсон, поскольку купался он голым. Ражный расценил это как мстительную шутку, примерно такуюже, как с камнем, только на сей раз оказался в более глупом, непотребном состоянии. Он вовсе не опасался предстать перед ней в чём мать родила, но вот невесты в сарае приняли бы его за маньяка, о которых наслышались, живя в миру. В любом случае перед целомудренными девами он бы оказался смешными беззащитным, как перед рассыпавшейся бочкой.

—Выйди, покажись, — негромко позвал он. — Ты же сейчас видишь меня, русалка?

И осёкся, вспомнив, что вместе с одеждой пропало и материальное свидетельство существования призрака–клок рыбьей кожи. Получалось, говорил сам с собой…

—Ладно, сочтёмся, — пообещал Ражный и побежал по ступеням вверх.

В предбаннике он увидел три полотенца, развешанные на верёвке, наугад сорвал одно, обвязался и в обход, по склону гребня направился к дому. Хорошо, что в сарае не было окон, незамеченным проскользнул на крыльцо и только распахнул дверь, как нос к носу столкнулся с вотчинницей. Та отпрянула и будто бы с удивлённым возмущением спросила:

—Это что за явление Христа народу? Более всего не хотелось объясняться со старухой, но тут уже участи такой было не миновать.

—Дай какой–нибудь одежды, — сдержанно попросил он.

—А куда свою дел?

Она прекрасно знала о шутках своего «истопника», возможно, даже руководила его действиями и сейчас талантливо изображала недоумение. Наверняка ей уже было известно, что вольный аракс бродит голым по урочищу, потому и прибежала из сарая, оставив девиц в чане, чего не делала полдня.

—Не дашь, так пойду, — пригрозил он. — И устрою смотрины.

—Духу не хватит! Ражный повернулся, вышел на крыльцо и сбежал по ступеням. До сарая было шагов двадцать.

— Стой! — запоздало и приглушённо выкрикнула вдова. — С ума сошёл!.. Они же невинные… Иди сюда! На вас не напасёшься…

И отомкнула дверь кладовой. Сразу стало понятно, почему тут висел замок: в тесном и узком помещении, будто в армейской каптёрке, висел солдатский камуфляж — можно было одеть и экипировать взвод. А отдельно, на полках, хранился запас продуктов, тоже явно из армейских складов.